Иван Шевцов - Голубой бриллиант

– Вы, Танечка, – позвольте мне вас так называть, – наконец нашелся он, – не знаете себя, не догадываетесь, чего вы стоите. Да, да, и пожалуйста, не возражайте. – Она и не думала возражать, ее начал забавлять его грубый и довольно примитивный панегирик. Хотя резкий переход на «Танечка» покоробил. А он продолжал: – Скажу вам откровенно: вы неправильно устроили свою жизнь. Вы достойны гораздо лучшего, и Евгений прав, я с ним согласен: вам надо оставить службу в поликлинике, и прислуга и повар вам тоже не лишни. Я понимаю вашу скромность, но вы заслуживаете гораздо большего, вы великая женщина, в вас редкое сочетание внешней прелести и внутренней красоты. Не сочтите за банальность, но такой бриллиант требует соответствующей оправы, как гениальная картина требует шикарной рамы.

Он умолк, не сводя с Тани пронзительного взгляда, и она решила воспользоваться паузой, сохраняя все тот же иронический тон:

– Насчет картин позвольте мне с вами не согласиться: никакая шикарная рама не способна возвеличить бездарную картину, так же, как и простенькая, скромная рама не может затмить шедевр. Я вспоминаю рамы художников-передвижников. – Легкая улыбка сверкнула в ее насмешливых глазах. – Что же касается жизни и ее устройства, то это вопрос сложный и не всегда от нас зависящий. Демократы, к которым вы очевидно относитесь, устроили для большинства народа невыносимую жизнь. Я согласна с вами, что мы живем в состоянии временного, проходящего.

– Извините, я вас перебью: вы сказали о невыносимой жизни для большинства народа, и, как правильно сейчас заметили, это временное явление. Но вы-то, Танечка, не большинство. Вы избранное, при том вы лично редчайшее меньшинство. Вы не должны об этом забывать. Вас природа создала такой, редкостной, неповторимой. Вы заслуживаете хором, дворцов, а не этой, извините, халупы, напичканной добротными предметами. Такой диссонанс, что дальше некуда. Вот у вас шикарная чешская люстра. Но ей здесь тесно. Она не смотрится, она задыхается и вопит! И вы задыхаетесь, только не хотите в этом признаться. И Евгений не желает создать другую, достойную вас… – он хотел сказать «жизнь», но, сделав паузу, произнес: – обстановку.

Он вцепился в нее алчущим взглядом, глазами раздевал ее, разгоряченным воображением представлял ее в своих объятиях, умную, нежную, страстную. А она никак не хотела отвечать на его определенный, недвусмысленный взгляд и по-прежнему оставалась холодно-ироничной, недоступной.

– Вы смотрите на меня так, словно хотите сказать: «На чужой кровать рот не разевать», – попытался он сострить.

– Говорят «на чужой каравай», – поправила Таня.

– А это моя редакция.

– Евгений не может создать достойную жизнь для большинства народа, для которого демократы создали недостойную жизнь, – заговорила она с умыслом обострить разговор.

Он понял ее:

– Это камешек в мой огород, не так ли?

– А вы – демократ? – ненужно спросила Таня.

– Да, я демократ, и этим горжусь. А вы разве?

– Избави Бог, – быстро открестилась она.

– Так кто же вы? Патриотка?

– Поскольку общество наше делится на демократов и патриотов, то я – патриотка.

– Красно-коричневая? – весело заулыбался он.

– В этих цветах я не разбираюсь. Я люблю свой народ, свою страну, ее историю и ни на какую другую ее не променяю.

Ее слова похоже его покоробили – он кисло поморщился и взял бутылку с шампанским.

– Мы как-то сбились на политику. – сказал он и стал открывать, бутылку. – Это потому, что на сухую. У меня во рту пересохло. Я хочу этот первый бокал выпить с вами вдвоем и без свидетелей. За ваше очарование, за красоту, которую я встретил, возможно, впервые за последние двадцать лет, встретил случайно и был сражен, за ваше счастье, которого вы достойны, за будущее. – Он дотронулся своим искристым бокалом до ее бокала, хрусталь высек приятный звон. Он выпил лихо и до дна. А Таня лишь пригубила и поставила свой бокал на стол, заметив:

– А как же «Амаретто»?

– Да сколько можно ждать, когда стол накрыт, как сказал Антон Павлович Чехов. А между прочим, шампанское «Амаретто» не помеха, вполне совместимо. Но вы не пьете. Почему?

– Я не любительница шампанского.

– Тогда откроем «Хванчкару»… – И он потянулся к бутылке с вишневой этикеткой. – Лучше подождем…

– ?

– «Амаретто», – улыбнулась она.

Таню удивила и озадачила такая бурная атака, выходящая за рамки приличия, дифирамбы Ярового ее уже не забавляли, скорее бы возвращался Евгений, хотя не было уверенности, что в присутствии мужа гость умерит свой пыл.