Наталия Гуревич - Осенний Донжуан

У Полины об этих временах сохранилось два воспоминания. Запомнилось ей яркое апрельское солнце, бравурные ритмы латиноамериканских мелодий, удовольствие от тепла и взглядов прохожих, когда проходила она по улице в день после свидания с Глебом. Она наслаждалась ощущениями от прошедшего и упивалась фантазиями о будущем. Виделось ей, как в следующий раз будет она раскована, как скажет ему повелительно: «Иди сюда, мой Нарцисс»; как он сядет на кровати, прислонившись спиной к стене, а она упадет затылком ему на колени и будет смотреть на его красивые широкие плечи и рельефные руки; как непринужденно будет она смеяться в его объятиях; как уверена будет в себе и в нем. Рисуя себе следующее свидание, Полина напрочь отметала всякую рефлексию. Рефлексии не было места в солнечной картине про любовную аркадию. Там царила гармония эротики и порнографии, бесстыдство было наивностью, мысли думались только самые простые и обязательно про что-нибудь приятное («Какая Полина замечательная девица») или высокое («Божья коровка на зеленой травинке - это прекрасно!»). А главное, мужчина на этой картине пребывает в непрерывном восхищении от женщины, которую он по невероятному счастливому случаю может называть своей.

Другое воспоминание Полины - ожидание, окрашенное всеми цветами тоски, от серой скуки до артериально алого отчаяния. Ожидание начиналось на второй день после свидания с мыслей о том, что на этот раз, кажется, слава Богу, не будет никакого ожидания: ведь уже прошла половина дня, а оно не началось. «Посмотрим теперь, сколько времени ты будешь выдерживать характер, пока я стану спокойно заниматься своими делами!» - злорадно думала Полина. Спокойная жизнь продолжалась два или три часа, после чего незваная приходила надежда: а вот он возьмет и придет сегодня, именно потому что я его не жду. Надежда жила, угасая, до позднего вечера, и потом полночи агонизировала. Весь следующий день Полина пребывала в злобном настроении. «Приходить надо, когда тебя ждут, а теперь только попробуй появись!» - час за часом думала она одну и ту же мысль. К вечеру так уставала от собственной злости, что и не замечала, как начинала думать «Господи, хоть бы сегодня он пришел!». Самым тяжелым обычно бывал третий день. Полина ни на минуту не могла отвлечься от своего ожидания, весь смысл мирового бытия сосредотачивался для нее в приходе Глеба. «Пусть он придет!» - умоляла она все небесное воинство. «Он опять не любит меня, - плакала она. - Ну, пусть я дура, стерва и истеричка, но любить-то меня все равно надо!». «Почему никто не сказал мне, что надо сторониться мужчин?! - вопила она, пытаясь перекричать дребезжащий звонок ожидания. - Я не хочу, не хочу, не хочу так больше!». И на следующий день она делала то, чего никогда не делала Таис Афинская, - она разыскивала своего любовника, чтобы навязаться ему.

Пока судили да рядили, кому первому рассказывать историю о лучшем мужчине, закончился коньяк. Алена уныло повертела в руках пустую бутылку и вздохнула:

- Вот с моим лучшим мужиком было совершенно точно так же: он испаряется, едва я начинаю входить во вкус…

- Ну, рассказывай, что ли, - сказала Галя. - А потом я.

- Чуча, а водки у тебя нет? - спросила Алена, все еще не расставаясь с коньячной бутылкой.

Чуча молча сходила на кухню: в глубине души она все-таки знала, что вином не обойдется, и схоронила две бутылки водки в морозильнике. Кроме того, думала она, вдруг Нелюдин возьмет да и заглянет вечерком оживить бабье царство. Не вином же его поить.

- Лучший мужчина в моей жизни - подонок,- начала Алена, выпив стопку.

- О! И у меня тоже! - воскликнула Галя и стукнула своей рюмкой об стол.

- Распространенное явление, - прокомментировала Чуча.

- Да, - кивнула Алена. - Эта сволочь всех вокруг использует, но такой, гад, обаятельный, что не захочешь, а последнее отдашь. То, что он лучший, я не сразу поняла. Все началось с того, что он занял у меня денег и смылся. И месяца четыре не показывался. А потом объявился, как ни в чем ни бывало. Я ему говорю: “Ты же скотина», - говорю. Смеется. “Что ты, - говорит, - Леночка, из-за ерунды кровь себе портишь, давай лучше ужинать». Хорош, правда? Ну, поужинали. Телевизор посмотрели. Ночь на дворе. Намекаю ему: пора тебе уходить. А он валится на диван и говорит: иди сюда. Я, говорит, тебя не трону, только, пожалуйста, позволь мне сегодня остаться, я сегодня никак не могу спать один, и пойти мне не к кому. Черт, думаю, с тобой… И знаете, я удобнее мужчины в жизни не встречала. Он, наверное, создан для того, чтобы спать с женщинами. Как-то у него так плечи устроены, что спала бы и спала, анатомическая подушка, ей-богу.