В. Цыганов
Двадцать седьмое декабря 1949 года [113] 27 декабря 1949 г. состоялась официальная передача суверенитета правительству Индонезии голландской администрацией. 28 декабря 1949 г. в Джакарту из временной столицы Республики в Джокьякарте прибыл президент Сукарно.
. В пыльные фолианты истории этот день вклеил свежую страницу с короткой записью: «Рождение Индонезии». Но для жителей Джакарты второе утро новорожденной оказалось куда более памятным.
Проснувшись на своей циновке, Сипан с облегчением вспомнил, что сегодня не надо спешить на базар, бесконечно таскать кладь. Чудно, как быстро уходит сон, когда выпадает свободный денек. В восемь часов он был уже на шоссе, и фигура его сразу смешалась с массой людей, торопившихся в город. Все они встали пораньше, чтоб успеть ко дворцу в Гамбире [114] Гамбир — центральный район Джакарты.
и встретить там президента.
Сипан никого не взял с собой. Плач сына, просившегося в город, перестал действовать на Сипана, едва он прикинул, сколько придется платить за автобус. А пешком десять километров не шутка, если на плечах пятилетний ездок. Сам же он без труда доберется на своих двоих.
Видно, и обратно он тащился пешком, потому что только к четырем жена услышала во дворе его шаги. Разомлевший от жары и усталости, Сипан еле передвигал ноги. Он посмотрел на жену, и на его блестящем от пота лице появилась широкая улыбка.
— Если б ты была там! Я стоял совсем близко, понимаешь! Видел его, как тебя. Он совсем не состарился. Такой же молодой, как прежде! — Передохнув, он продолжал: — Да, видно, уж так устроены большие люди — годы для них не в тягость. А что мы?! — добавил он сокрушенно.
Сипан смолк, а когда заговорил снова, голос его был слабым, усталым:
— Рис есть?
Жена не спешила с ответом.
— Откуда? Разве ты принес сегодня на рис?
— Совсем нет?
— Можешь, конечно, съесть, что осталось… если хочешь слушать, как плачет голодный ребенок!
Сипан только вздохнул. Жена сказала, что утром заходил староста.
— Чего еще ему понадобилось? — вяло осведомился муж.
— Говорил, что ночью ты должен дежурить. Выдумал тоже…
— Дежурить? — Сипан рассмеялся и снисходительно разъяснил: — Дуреха! Поскольку Индонезия теперь суверенное государство и мы управляем им сами вместе с президентом, мы должны гордиться, понимаешь? — Просветлев, он решил: — Конечно, я буду дежурить. Раз мы теперь самостоятельное государство, надо делать все, что требуется.
Передохнув, Сипан отправился к старосте. Тот объявил, что в кампунге можно ожидать всяких неприятностей.
— Не каждому придется по вкусу суверенитет, глядишь, устроят налет… Потому и ввели дежурства. Сегодня твоя очередь и еще шести человек, твоих соседей.
— Конечно, — заметил Сипан, — поможем государству. — И добавил: — Мы должны гордиться!
К восьми часам он пришел к сторожке. Такое же, как собственный его дом, хилое строение казалось только еще более запущенным и угрюмым, чем его хибара. Соседей не было, и Сипан опустился на лежанку. Он одиноко сидел в темноте. Ждал. Только к девяти показалось трое юнцов. Парни, пересмеиваясь, жевали земляные орешки.
— Ты давно? — спросил один.
Сипан отозвался не сразу, неприязненно следя за работой молодых челюстей.
— Где ваша совесть? — наконец обронил он. — Куда ходили?
— Завернули купить орешки.
— А остальные?
— Дядюшка Сумарджа только сел ужинать.
Сипан скривил губы:
— Этот тип только и знает, что набивать брюхо.
— Ну и что, человеку поесть нельзя?
— Ради исполнения долга можно и не поесть! — обозлился Сипан.
Подростки, пошептавшись, замолкли. Медленно тянулись минуты. Наконец собрались все.
В помещении было темно, и никто не замечал мрачности Сипана. Беззаботно болтая, караульные коротали час за часом. Разговор шел о трамвайной аварии, карманниках на рынке… Пока они точили лясы про то, про се, Сипан не ввязывался в беседу, только белки его глаз остро поблескивали в темноте. Но когда зашла речь о встрече президента, Сипан придвинулся к говорящим ближе. Чем больше он вслушивался, тем тяжелее становилось его дыхание. Не выдержав, он оборвал рассказчика.
— Вот что, приятель, — сказал он дрожащим от гнева голосом, — раз ты на дежурство явился последним, про свой долг забыл — нечего тебе и президента расписывать. Ты теперь все равно что предатель!
— Как предатель? — оторопел говоривший.
— Точно, предатель! Ведь ты суверенитет не уважаешь. А как такого назовешь?
Читать дальше