Роже Вайян - Избранное

— Единственный, кто погиб окончательно и бесповоротно, — так это ты, бедный мой Филипп. Побит, как Летурно, побит, как Прива-Любас, сражен по всем пунктам. Да ты взгляни на себя в зеркало — у тебя уже и сейчас физиономия человека побежденного, даже походка и та, как у побежденного…

В голосе ее вдруг зазвучали металлические нотки.

— Побежденный, — повторила она веско. — Вот почему ты сейчас заигрываешь с красными. Блеешь вместе со всем стадом.

— Ты сама побежденная, — отрезал Филипп.

Он поднялся с койки, налил себе большую рюмку виски и жадно, одним духом выпил ее. Он стоял, прислонившись к стене, напротив Бернарды. Теперь сидел один только Миньо, немножко в стороне от спорящих. Впрочем, хозяева забыли о нем.

— Да, я проиграла, но лишь временно. Погоди, я еще выберусь, — твердо произнесла Бернарда.

Филипп взглянул на нее.

— Я-то буду биться до последнего, — злобно проговорила Бернарда. — И никогда не стану унижаться, не стану подлаживаться к коммунистам и выбалтывать им свои семейные истории.

— Дрянь! — закричал Филипп. — Конечно, ты предпочитаешь лизаться с Натали и выманивать у нее деньги!

Натали расхохоталась. Смех у нее был визгливый.

— Филипп, Филипп, — воскликнула она. — Я тебя обожаю… Как ты здорово ее отбрил.

Она с наслаждением повторила слова Филиппа и снова захохотала.

— Почему ты не хочешь меня любить? Ведь ты единственное существо в мире, с которым мне весело.

— Оба вы дегенераты, — сказала Бернарда.

Филипп вдруг вспомнил, что Миньо сидит в комнате, и повернулся к нему.

— Бернарда — фашистка, — пояснил он.

Натали тоже повернулась к Миньо.

— Знаете, почему Бернарда бесится каждую ночь?

— Меня это мало интересует, — ответил Миньо.

— А я знаю, я знаю, — повторяла Натали. — Когда у нее бессонница, она мне все рассказывает. Она вспоминает, как умер…

— Замолчи! — крикнула Бернарда.

— Она знает, — упрямо закончила Натали, — что она умрет так же, как ее брат…

— Не смей! — закричала Бернарда.

Она бросилась в соседнюю комнату и громко хлопнула дверью. Натали побежала за ней, и тотчас до слуха мужчин донеслись гневные выкрики, рыдания, что-то с грохотом упало на пол.

— Каждую ночь одно и то же, — вздохнул Филипп.

Он налил две рюмки виски и протянул рюмку Миньо. Миньо выпил.

— А как умер ее брат? — спросил он.

— Он служил в петэновской милиции, — ответил Филипп. — Ардешские крестьяне закололи его вилами на глазах у Бернарды. Он так и умер на навозной куче. Он, видите ли, был осведомителем гестапо и выдал гестаповцам несколько ардешских партизанских отрядов. Вся деревня прошла мимо трупа, и каждый плюнул ему в лицо… А Бернарда сейчас состоит в организации, которая объединяет бывшую петэновскую милицию, нацистов, осужденных как военные преступники и выпущенных на свободу, агентов ОВРА, которых итальянские партизаны не удосужились вздернуть. В прошлом году она таскала Натали в Испанию именно в связи с этим грязным делом.

А из-за дверей неслись злобные возгласы: «Поганая жидовка!» — «Вот увидишь, сдохнешь, как твой братец». — «Сначала ты сдохнешь… Не посмеешь больше сунуться в Америку».

— Так вот и будет до трех часов утра, — пояснил Филипп. — Просто ума не приложу, что лучше: прятать ли от них виски или, наоборот, так их накачать, чтобы они поскорее свалились с ног.

— Но почему, — спросил Миньо, — почему мадемуазель Натали проводит все ночи с этой фашисткой?

— Так ей, знаете ли, удобнее, — ответил Филипп. — Когда она с Бернардой, она обходится без мужчин. А отказывать мужчинам Натали не способна.

— Вот как! — произнес Миньо.

— Когда Натали живет с мужчинами, она всякий раз попадается. Она уже счет потеряла абортам.

— Вот как! — произнес Миньо.

Филипп снова налил виски.

— Вы понимаете, — продолжал он, — Бернарда для нее и секретарша, и шофер, и горничная, и к тому же проводит с ней ночи. Согласитесь, такой порядок упрощает жизнь.

— Вот как! — произнес Миньо.

— Кроме того, Бернарда еще и сиделка при Натали. Просто удивительно, как Натали еще дышит, у нее почти не осталось легких.

Вдруг в окно, выходящее в парк, постучали. Бернарда тут же выскочила в переднюю комнату. Грудь ее бурно подымалась, она с трудом переводила дух. В ставню постучали снова.

— Иду! — крикнула Бернарда.

Она вышла в сад. Громко заскрипел на дорожке гравий. Филипп потушил свет и приотворил ставни.

— Что там такое? — с недоумением спросил Миньо.