Роже Вайян - Избранное

— А разве у Мариетты есть копытца? — спросил дон Руджеро.

Раздался оглушительный хохот. Весь город был убежден, что, раз агроном построил образцовый хлев, значит, он разделяет вкусы мужчин с низины. Недаром поселил своих дамочек в настоящий дворец.

Зрители дружно подражали козьему блеянию, у каждого была своя манера блеять. Кое-кто из шутников скреб подошвой пол, подражая козлу, готовящемуся покрыть козу. Другие, напротив, опускали голову и чертили рукой в воздухе воображаемые рога. На Тонио уже никто не обращал внимания. Мариетта — козочка что надо. Какой-то парень, упершись спиной в край стола и шевеля бедрами, изображал козла во время случки и при каждом особенно резком движении выкрикивал: «Мариетта!» Смех и блеяние не умолкали.

Когда зрители чуть поуспокоились, Бриганте обратился к Американцу:

— Плохо ты ответил. Вина не получишь.

Зрители встретили слова Маттео Бриганте негодующим улюлюканьем.

— Поднесешь стаканчик? — спросил Пиццаччо.

Спросил с самоуверенной улыбкой.

— Послушаем сначала, что ты скажешь, — сказал Бриганте.

— Не дон Чезаре лишит Мариетту девственности. И, уж конечно, не агроном лишит. А лишишь ты, Маттео Бриганте.

Теперь заулюлюкали уже в адрес Пиццаччо.

Слишком он подхалимничает перед своим «патроном» в жизни. Это не по-игроцки.

— Здорово отвечено, — твердо заявил Маттео Бриганте.

Снова улюлюканье.

Бриганте налил стакан и поднес его Пиццаччо.

— Можешь даже, — сказал он, — попросить у меня второй, даже третий стакан, хоть весь кувшин выпей…

Публика заулюлюкала еще азартнее. Похоже, что в таверне начинается бунт.

Бриганте пристукнул кулаком по столу.

— Слушайте все! — крикнул он.

Тишина установилась не сразу.

— Слушайте все! — продолжал он. — Сейчас я расскажу вам, как я, Маттео Бриганте, берусь за работу, когда дело касается девственниц…

Все разом смолкло.

Бриганте нагнулся к Тонио.

— Слушай меня хорошенько, — проговорил он. — Я хочу тебе урок дать. Да все равно ты не сумеешь им воспользоваться. Потому что ты тряпка.

Все взоры обратились было к Тонио, роковой жертве невезения. Но тут же о нем забыли и уставились на поднявшегося с места Маттео Бриганте.

— Предположим, — начал он, — предположим, что Мариетта находится вот здесь, у стола…

И он начал недвусмысленный, подробный и весьма точный рассказ о том, что каждому мечталось бы совершить.

Тонио побелел под стать своей белой свеженакрахмаленной куртке. Парни украдкой наблюдали за ним: может, придется его еще связать. Но он не шелохнулся, неотступно следя за мимической сценкой, разыгрываемой Маттео Бриганте.

Особенно же Бриганте налегал на то, что все надо делать как можно быстрее. А так как был он худой, подтянутый и весь словно железный, спектакль произвел на зрителей особенно сильное впечатление.

Тонио не спускал с него бессмысленно пустого взгляда, так смотрят на экран телевизора.

— Вот и готово, — заявил Бриганте.

С минуту длилось молчание, потом зрители дружно захлопали. Кое-кто пытался повторить разыгранную Бриганте сцену насилия. Остальные снова принялись блеять, блеяли теперь во всю глотку. Некоторые даже сшибались лбами, изображая козлов, дерущихся за козочку.

Маттео Бриганте опустился на стул против Тонио. Он налил стакан вина и протянул Тонио.

— Пей, — сказал он.

Тонио молча взял стакан и залпом осушил его.

Австралиец уже тасовал карты, начиналась девятая партия тарока. Тонио не шелохнулся.

— Я тебе еще в долг поверю, — заявил трактирщик.

Тонио не ответил, он взял карты, которые сдал ему Австралиец.

В огромной зале дома с колоннами в своем любимом кресле сидит дон Чезаре и весь вечер не спускает глаз с терракотовой статуэтки, которую принесли ему рыбаки и которую он поставил перед собой на стол так, чтобы на нее падал свет керосиновой лампы.

На другом конце длинного массивного стола, сбитого из оливкового дерева, сидят женщины: старуха Джулия и три ее дочери — Мария, Эльвира и Мариетта, перед ними стоит вторая керосиновая лампа, и вся четверка о чем-то горячо спорит.

Сидят женщины на скамейках, стоящих по обе стороны стола, а дон Чезаре восседает в огромном неаполитанском кресле XVIII века с деревянными позолоченными подлокотниками в виде китайских уродцев. С тех пор как все гостиные второго этажа превращены в антикварный музей, дон Чезаре принимает посетителей в этой нижней зале; огромное неаполитанское кресло и стол светлого дерева придают ей какой-то особо парадный вид.