Ирэн Роздобудько - Амулет Паскаля. Последний бриллиант миледи (сборник)

– Какие же вы, люди, эгоисты и эгоцентрики, – сказал мсье, подходя к нам. – Не разочаровывайте меня, Джон! Ваше время истекло. Прошу покинуть помещение. Две оставшиеся секунды вам не нужны! Все, что вы произносите, – не то. Не то…

Он сказал это так уверенно, что Иван-Джон отступил. Я знаю, он ждал моих слов. И не услышал. Я просто не могла говорить.

Хлопнула дверь…

В эти две секунды я успела бы сказать: «Я люблю тебя». И завтра мы пошли бы в наш лес…

Я осталась стоять посреди зала с немым вопросом в глазах.

– Запомните, госпожа Иголка: рождение и смерть – две тяжкие РАБОТЫ. Два сложных процесса в человеческой жизни, и горе тому, кто этого не понимает, относится как к фатуму или случайности. Запомните: это работа! Ее нужно выполнять достойно. Так, как это делают звери и птицы. А вы, голубушка, избрали слишком легкий путь. Он – не ваш. Я это сразу понял. Я дал вам отдохнуть – а теперь: вперед! Вы еще вспомните меня добрым словом. А если не вспомните, я не обижусь…

– Но почему я, почему я, Господи?..

– Это риторический вопрос! Его задают все без исключения – в горе и в радости. На него нет ответа…

Я опять начала задыхаться, голова кружилась, комната плыла перед глазами, силуэт в черном смокинге качался передо мной, раздваивался…

– Нет?..

– Нет. И не ищите его, как прежде не искали! Я сам не знаю.

Голос гудел во мне, как иерихонская труба, я напрягалась, чтобы различить звуки. Одновременно в голове снова зазвенели китайские колокольчики и стал проклевываться цыпленок…

– Мой выбор – случаен. Помните, что говорил Никола?..

…ола-ола-ола…

– Но знай: я смотрю на каждого и каждому отвечаю.

…аю-аю-аю…

– Как на те письма?.. – прошептала я, едва шевеля губами. Я уже ничего не видела в полной темноте. Видимо, он задернул шторы…

– Да. Стоит лишь иметь глаза и уши…

…уши-уши-уши…

– Я хочу помогать вам отвечать. Вы сами не справитесь…

– Хорошо.

…ошо-ошо-ошо…

– Давление?

– Простите, мсье?

– Давление?

– Нормализуется!

– Дыхание?

– Стабильное!

– Отключаем искусственное?

– Да. Минуты через две! Один, два, три… Вместе!

– Что вы говорите, мсье! Это – сон?!!

– Это уже сон. Она уснула!

– Хорошо. Пусть спит. Можете везти в палату!

– Реанимационную?

– Нет, можно в общую. Через час дадите два кубика!

– Поехали!!!

Девятый день

– Будете платить или как?

Я и не заметила, что лента транспортера с моими продуктами уже подъехала к кассирше. На ней лежали бутылка с йогуртом, шоколадка «Милка» и банка кофе.

– Извините, задумалась… – сказала я и протянула желтую дисконтную карточку.

Кассирша быстро сунула ее в аппарат и начала бойко выбивать чек.

– Это тоже ваше? – она указала глазами на бутылку водки, которая подкатилась под бочок йогурту.

– I don’t know… No… Seems to me – no…

– Что-что?

– Не знаю… Нет… Кажется, нет… – повторила я и полезла за кошельком.

Рабочий день заканчивался, и кассирша была уставшая и раздраженная.

– Выпендривается… – тихо сказала она наблюдателю в синей форме, стоявшему за ее спиной.

Я уже уходила, когда услышала его ответ:

– Может, иностранка. Смотри, как одета…

Одета я нормально, т. е. как всегда – джинсы и футболка, но в последнее время мне делали кучу комплиментов. И это меня слегка раздражало. Особенно, когда их делали малознакомые люди. В этом я видела подвох: вдруг какой-нибудь «засланный казачок»? После того, как я вышла из больницы с романтическим диагнозом «астенический синдром», за мной присматривали. Даже врач звонил: «Как дела, голубушка? Давление сегодня мерили?» А при чем тут давление? Все были слишком деликатны. Напрасно! Я больше не боялась прямых вопросов типа: «Ну что, дуреха, больше не будешь глотать таблетки?» И я бы ответила: «Нет. Потому что я хорошо сплю и у меня прекрасный аппетит! И – уйма работы… Часы тикают…»

Я вытащила покупки из металлической корзины, вбросила их в сумку и вышла из универсама.

Летний вечер был раскрашен розовой кистью. За шоссе, за мостами, за шеренгой высоких домов, на противоположном краю реки виднелись зеленые холмы, на них величественно высились золотые купола и кресты. Я подумала о том, что я обожаю свой город. Что он – мой, что зима в нем совсем не страшная, а лето – не такое уж и знойное. Что мир все же мудро устроен – как матрешка! – каким-то чудаком. А я защищена, потому что меня, как моллюска, у которого нет кожи, надежно оберегает множество тысячелетних наслоений…