Ирэн Роздобудько - Амулет Паскаля. Последний бриллиант миледи (сборник)

В дворике, где я обедаю, играет еврейская скрипочка и стоит огромный вентилятор. Он сдувает пепел из пепельниц. Пока не принесли обед, я ем халу с пеплом пополам. Что-то в этом есть. В этой проникновенной музыке и этом вкусе хлеба пополам с пеплом…

Нет ничего печальнее старых еврейских мелодий, они вынимают душу: цепляют ее смычком и вытягивают по ниточке, наматывают на деку…

Старый скрипач обводит взглядом публику, которая шумит и жует, и… начинает играть «Падмасковные ве-че-ра…». В его шляпу летят шекели. Дурдом…

…Когда я вернусь, меня будут спрашивать о впечатлениях. Я буду что-то говорить – возможно, подглядывая в эти размашистые записи. Я буду говорить и улыбаться, и рассказывать что-то такое… что-то такое… о том, чего «у нас нет»…

Но разве я могу сказать кому-то, что мир маленький и повсюду одинаковый? И что меня больше ничего не удивляет… Свои музеи, храмы и лабиринты я давно уже построила. В себе.

… Одинокая и свободная, я отправляюсь в Вену. Оттуда – в Вашингтон. На то, чтобы перепаковать израильский чемодан, у меня было пару часов, и снова – такси в аэропорт. Самое смешное, таксист – тот же самый, который вез меня в прошлый раз и игриво спрашивал, далеко ли я собралась. Теперь он смотрит на меня круглыми глазами и удивленно молчит.

Почему я все время жду чуда?

Мой сосед в самолете спрашивает на английском: «Вы – оттуда?» «Да», – говорю я.

«Возьмите, мне уже не нужно, а вам понадобится…» – говорит он и стыдливо протягивает мне… двести гривен. Для него это уже бумажки. Признаюсь, для меня тоже. Деньги – это вообще бумажки…

Я взяла. Он поблагодарил. Я тоже всегда благодарю за то, что у меня что-то берут…

Такой вот парадокс.

В Вене пересаживаюсь на самолет до Вашингтона.

Самолеты идут на взлет один за другим. Ползут, как огромные жуки… Начинает накрапывать дождь. На иллюминаторе частые капли.

Я засыпаю еще до взлета.

Воскресенье – свободный день. Все встречи, или лучше сказать – party, начнутся с понедельника. Мои картины хорошо продаются здесь. Несмотря на это мне как-то неуютно.

Вашингтон довольно однообразный город – сколько ни ходи, везде одно и то же: строгие «билдинги», похожие друг на друга, как яйца. Пусто. Только музейный проспект, Молл, переполнен туристами.

Сегодня День памяти павших во вьетнамской войне. В честь этого – ежегодный парад байкеров. Они – полные, тучные, пожилые люди – мчатся по улицам на мотоциклах без глушителей. Позади каждого примостились такие же седые и тучные жены в банданах и кожанках.

Представляю, какими они были в молодости, когда ждали с войны своих бойфрендов. Наверное, были похожи на подружку Фореста Гампа – джинсы, полосатые футболки, вылинявшие сарафаны, длинные распущенные волосы, пакетик марихуаны в кармане.

Я не знаю, о чем писать. Чувствую себя сумасшедшей… Мне все время кажется, что я обманываю людей, придумываю для них реальность, к которой они не приспособлены. Я ищу новые впечатления. Я ДЕЛАЮ ВИД, что ищу их. На самом деле мне очень хочется вареной картошки с селедкой…

Меняю самолеты дважды в неделю. Живу в воздухе – три штата позади. Три штата – и к моему лицу уже навсегда приклеена маска с улыбкой Гуинплена…

… Я сижу на берегу Тихого океана в Ла Хойе, районе миллионеров в Сан-Диего, и пишу эти строки. Длинные волны омывают мои ноги, за скалой играют морские котики. Их блестящие тела в прозрачной синей воде выглядят зловеще: странные создания, если вдуматься…

На гребнях волн гарцуют серфингисты в такой же блестяще-черной коже – водонепроницаемых костюмах. За моей спиной – цветущий городок, въезд в который охраняют полицейские с суровыми лицами. Но мне они улыбаются приветливой «дежурной» улыбкой. Я – своя. Более того, я гость женщины, дом которой здесь считается самым лучшим. Во дворе – старинный фонтан, привезенный из Италии, в доме – мебель Людовика VI, мраморные плиты – из Каррары, скульптуры – из Греции.

А хозяйка – дочь моего земляка, который попал сюда, в Калифорнию, в двадцатые годы. Если бы не я, она бы никогда не узнала, что ее папа работал сапожником: миссис Макдин не знает языка, на котором заполнена «Трудовая книжка» ее отца, датированная 1920 годом. Она хранит ее как семейную реликвию. У нее свой бизнес – пять магазинов модной одежды в Нью-Йорке, ими занимается ее дочь. А тридцатилетний сын – любимый поздний ребенок – еще не «определился». Миссис Елена жалуется – сейчас он путешествует по Монголии, и она просит меня оставить свой адрес. Мол, он приедет за тобой, вы поженитесь и будете жить здесь, в этом доме…