Сергей Саканский: Произрастание (сборник)

– Какой еще болезни? Она что, болела этой болезнью?

– Вот ты и попался. Почему тебя интересует, чем болела китаянка?

– Вовсе это меня не интересует.

Лев ушел, наконец, с кухни, кряхтя. Магда улыбнулась, продолжая разбирать ростки ривля. Поставила воду для каши, мужа накормить, привычно высморкалась в кастрюльку и вытерла пальцы о передник. Подумала: а что его сушить? Можно начать прямо сейчас. Выбрала несколько крепких росточков, мелко порезала на буковой доске и бросила в закипающую воду.

Вдруг простая, страшная мысль пришла ей в голову. Деликатесное блюдо, почти мясная калорийность… А что, если Виктор вздумает собирать ривль?

Подумав немного, Магда успокоилась. Завтра понедельник и человек пойдет на работу, и будет работать всю неделю. Стоят сухие солнечные дни. За неделю ростки ривля развернутся, и ему уже нечего будет собирать. И вообще – с чего это молодому человеку промышлять собирательством, он что, умирает с голоду? И вообще… После того, что произойдет между ними, молодому человеку будет уже не до ривля… А что, если он не придет?

Подумав так, Магда не на шутку разволновалась. По мере того, как двигалась неделя, волнение все возрастало. Мужчины часто обманывали ее в жизни, часто бросали в самый последний момент… И она никогда не могла даже и пикнуть, потому что всегда была замужем, и всегда были эти маленькие вонючие городки, лесные городки, потому что муж был военным, и вокруг тесно жили соседи.

В среду ночью Лев вдруг проснулся и, определив, что она не спит, стал говорить.

– Сон мне дурной приснился, страшный… Я часто ревновал тебя, глупо, бездарно… Ты уже и не обращаешь внимания, так это завязло в зубах. Это я все в шутку, любя. Это все была длинная, многолетняя, затянувшаяся шутка… Так вот подло устроен человеческий мозг: он генерирует чудовищные, отвратительные мысли, он проецирует невообразимые сны, и в этом грозовом свете сразу блекнет и теория Дарвина, и все мировые религии…

Магда не слушала дальше, ей уже самой снился сон. Она видела ту же поляну с вывороченной елью, где встретила Виктора. Она шла, что-то держа в руках, посмотрела, увидела: книжка…

Библия?

Что-то шуршало под ногами, сухое, как оторванные крылья насекомых. Она посмотрела: чавки. Всюду, куда ни глянь, валялись уже начинавшие подсыхать чавки ривля. Весь, до последнего ростка ривль был собран! Кто же это собрал здесь ривль? Ах, Виктор!

Вдруг она увидела его вдали, дернулась к нему, но, оказывается, прямо под ногами, между ей и Виктором была трясогузка.

Магда знала, что это была серая трясогузка, самка, но выглядела она как лестница, и Магда остановилась на краю лестницы, на краю трясогузки… И что-то еще ей снилось в ту ночь, когда где-то близко над лесом полыхали первые весенние молнии, – какое-то новое чувство, важное открытие, но не она могла вспомнить, как ни напрягалась, не могла…

В пятницу Лев взял бутылку водки, напился, ударил Магду по шее, едва она опрометчиво приблизилась на расстояние вытянутой руки.

В субботу, когда Магда уже выходила, Лев окликнул ее:

– Постой. Я, пожалуй, и вправду, с тобой схожу, хотя бы раз.

Сердце екнуло, закатилось… Да что б ты сдох, сдох, прямо сейчас, сию минуту, никаких три-четыре месяца – сейчас, сейчас!

– Разумеется, милый. Одевайся и пошли.

Лев пристально посмотрел на нее.

– Я пошутил. Делать мне нечего, по лесу шляться… К тому же, у меня что-то печенка побаливает.

– Что? Печенка…

Сердце Магды снова забилось, но уже по другой причине. Так, верно, любящий муж принимает сообщение молодой жены о первой тошноте…

Подействовало!

Результаты сказываются почти сразу, но облегчение наступит спустя три-четыре месяца.

Облегчение… Он принял всего семь порций ривля, а процесс уже начался.

– Съешь ношпу, милый, поможет.

– Правда? – он смотрел на нее с полуоткрытым ртом, у него были круглые, оттопыренные ушки, и весь он походил на ребенка, того самого, каким Магда впервые увидела его, в Николаевске-на-Амуре, более сорока лет назад.

– Знаешь, Магда, – проговорил Лев, – я последнее время часто думаю, рассуждаю, и мне кажется, что при социализме люди жили гораздо спокойнее. Как ни парадоксально, но социализм более органичен человеческой природе, нежели капитализм. Человек лжив, лицемерен, двойствен, так же, как и социализм. Это была чрезвычайно удобная, комфортная среда обитания…

– Поговорим об этом после, – холодно сказала Магда, полагая, что это после когда-нибудь наступит.