– Я просто его жена, – сказала Гвиневера, – всего лишь королева, которая знает его лучше всех на свете.
– Допустим.
– И даже вдалеке я замечаю.
– Замечаешь что?
– Когда он поет…
– Какие песни он поет? Я никогда не слышал, чтобы он пел.
– Ты никогда не спал с ним.
– Это уж точно.
– Так вот, он поет во сне. Иные во сне клацают зубами, иные храпят. Артур во сне поет. Древние песнопения.
– И что?
– И даже вдалеке я слышу его пение. Посреди ночи.
– Чрезвычайно странно. Если я могу так выразиться.
– Воистину. Так вот, суть его пения изменилась. Теперь он просит силы. Прежде сила у него всегда была, разве не понимаешь? Вот в чем разница.
– Мне это не нравится.
– Да и мне тоже.
Благородная дама омывается одна в лесном пруду!
– Она сбросила все одежды свои, все до единой!
– Красоты она непревзойденной! Кожа что чистейший алебастр!
– Для алебастра слишком синенькая! Алебастр варьируется в цвете от желтовато-розоватого до розовато-сероватого!
– Это дельфтский алебастр! С прожилками синевы на белом!
– Кожа у нее на вид совершенно королевская! Это непременно должна купаться королева, Гвиневера!
– Будь это Гвиневера, поблизости бы ошивались и придворные дамы!
– А что это за место?
– О том не ведаю, но оно поблизости от убогой хижины, где отшельник Насьен сбирает горечавку!
– Быть может, придворные дамы решили испробовать брагу, что Насьен гонит из своей горечавки!
– Погляди-ка: солнечный свет, лиясь сквозь листву древесную, пятнает прекрасный живот ее неправильными формами, точно листья нарисованы на нем великим листописцем, каким-нибудь Бугеро или де Хеемом!
– Де Хеемом?
– И посмотри, как ее стройные белые ноги блистают на свету, когда она хлещет их веником из прутьев, чтобы синева ярче выступила на белизне!
– При попустительстве сердца я уже осквернил душу свою смертным грехом, всего лишь созерцая!
– Видит бог, в самом деле похоже на грех!
– И уж точно смертный, ибо нагое величество – штука редчайшая и внушающая ужас!
– Вот на камне стоит она, чтобы солнцу удобнее было резвиться на плечах ее, грудях и ягодицах! Глядите, как юна! Как гибок стан! Как крепко сбита! Да ей лет тридцать!
– Я думаю, двадцать и девять!
– Нет, двадцать и восемь!
– А вот и ее служанки, влекут одеянья сотен расцветок!
– Расчесывают золотые власы и втыкают в оные здоровенные гребни, изукрашенные драгоценностями!
– Облачают сии божественные формы в маково-алый и кирпичный, в абрикосовый и охряной, в гелиотроповый и сиреневый!
– Вот выступают вперед гобой и лютня – как же прелестно они звучат среди дерев!
– Музыка устилает весь лесной ковер снопиками мертвых и умирающих нот!
– Боже милостивый, что за день!
Ланселот и Черный Рыцарь, Роже де Ибадан, едучи рысью по Пембрукскому лесу.
– Я и не знал, что в Африке бывают рыцари, – сказал Ланселот. – Сам я, конечно, там ни разу не бывал.
– Нас мало, – сказал сэр Роже. – Вообще-то все дело в военной технологии. В регионе издавна развивалась металлургия. Особенно хороши наши скульпторы. Посетив Британский музей, вы обнаружите там чудесную коллекцию так называемых бенинских фигур: преимущественно они изготовлены литьем по выплавляемым моделям, но многие выкованы.
– Я как-то раз бывал в музее. В Париже, – сказал Ланселот. – Куча картин, статуй и всякого барахла.
– В Лувре, вне всякого сомнения.
– Бог весть, но я там насмерть утомился. До конца так и не дошел.
– Короли Бенина поощряли металлургию во всех ее формах, – сказал сэр Роже. – А когда металлурги умелы, до изготовления брони – один шаг. Как только получаете броню, у вас заводятся рыцари. Совсем как стремена. Некоторые разновидности верхового боя невозможны без стремян. Стремена объединяют силу всадника с силой коня.
– Никогда об этом не задумывался, – сказал Ланселот. – Я думал, у седел всегда стремена есть.
– Впервые появились в Северной Корее в пятом веке, – сказал сэр Роже. – О влиянии стремян на военное дело написаны целые тома. Не то чтобы я хоть один из них прочел. В книгах ведь что главное? Что есть великое множество таких, которые вовсе не обязательно читать.
– Я никогда великим чтецом не был, – сказал Ланселот.
– Я же прочел их довольно много, – сказал сэр Роже. – Если ты черен, все склонны думать, что ты еще и глуп. Поэтому я очень стараюсь глупцом не быть. Вот на днях прочел одну хорошую. «Анатомия меланхолии», написал Бёртон. Не книга, а брильянт.
Читать дальше