Даниэль Пайснер - В темноте

Так Толя превратился в узника, только теперь он находился в плену у нашего подземного сообщества. Мужчины продолжали дежурить возле него по 4 часа, держа на мушке пистолета. Конечно, мы не желали этому парню зла, но не могли позволить ему лишить нас шансов на выживание.

Таким вот неожиданным образом началась последняя глава истории нашей подземной жизни. На первый план внезапно вышел новый – вовсе не предусмотренный нашим сценарием – персонаж. Мне очень не понравилось, что он живет с нами. Не понравилось, что он разрушил царившую во Дворце атмосферу. За год с лишним жизни мы привыкли друг к другу, у нас выработался распорядок дня. Но теперь, при Толе, мы уже не могли продолжать жить в привычном режиме. Я не могла сидеть рядом с отцом и учить азбуку. Мы не могли беседовать по вечерам и репетировать папины пьесы и басни. Мы больше не могли быть сами собой.

С появлением Толи большие проблемы возникли даже с такими элементарными вещами, как поход в туалет. Конечно, и раньше возможность укрыться от чужих глаз была иллюзорной, но в присутствии незнакомца мы вообще не могли облегчиться без дискомфорта и стеснения. По-моему, никто не сходил в туалет в моменты прихода Сохи с Вроблевским. Мы делали это, только когда оставались одни. Это, конечно, забавно, но мы так привыкли друг к другу, что соблюдали приличия именно таким вот образом. Даже в этой области у каждого из нас выработались свои привычки и ритуалы. Одни делали все свои дела быстро, другие не торопились. Я любила посидеть и поразмышлять. Иногда я так засиживалась на горшке, что мама начинала вглядываться в темноту и окликать меня по имени… Теперь же все старались справить нужду побыстрее. Кроме того, нам было не по себе каждый раз, когда в туалет нужно было сходить Толе. Он словно осквернил Дворец своим появлением. Мы были лишены даже иллюзии приватности!

Павла тоже беспокоило поведение Толи. Он пинал ногами крыс, с которыми тот подружился. Он был гораздо противнее Вайсса и его приспешников. Павел чувствовал, что вместе с этим солдатом в нашем доме поселились скандалы и неприятности. Мы долго жили в своем мирке и, несмотря на свои странности и несходство характеров, умудрялись ладить. Мы научились сосуществовать. Когда же среди нас оказался этот чужак и практически стал нашим пленником, я вдруг осознала, что все мы такие же узники, как и он. Раньше мне не приходило в голову посмотреть на нашу ситуацию с этой стороны. Толя не мог никуда уйти, у него были связаны руки, его удерживали здесь против его воли, угрожая оружием. Но ведь никто из нас тоже не мог уйти! Руки наши были свободны от пут, никто не держал нас на мушке, но мы все были такими же узниками. Нас тоже держали здесь против нашей воли.

Я не осмелилась поделиться своими мыслями с взрослыми – я решила помалкивать и молиться, чтобы все стало, как раньше. Уж и не знаю, что значило это «раньше»: то ли довоенные времена, то ли первая советская оккупация, то ли гетто – до ликвидации, то ли Дворец до Толи… Просто раньше! Наверно, в то время, когда я еще не понимала, что мы все – узники…

Как-то в июле Соха принес новость: русские взяли Тарнополь – город меньше чем в сотне километров к востоку от Львова. Мы возликовали: немцы уходят! Мы больше года молились, чтобы наступил этот момент, мечтали о нем, старались приблизить его силой своего желания. И теперь нам казалось, что до нашего освобождения осталось всего несколько дней. Так быстро приближались русские, и так сильна была наша вера в них. Но радоваться нам пришлось недолго – через два дня Соха рассказал, что немцам удалось отбить у русских Тарнополь. Мало того, пока Тарнополь находился в руках русских, сотни прятавшихся евреев вышли из своих убежищ, но вернувшиеся немцы их арестовали и без лишних проволочек ликвидировали.

Ощутить счастье долгожданной свободы и тут же ее лишиться – что может быть страшнее! И нам тоже мог грозить такой исход. Ситуация напомнила мне ту игру в кошки-мышки, которой развлекался комендант гетто Гжимек, то даря моему отцу свободу, то отнимая ее. Мы были подавлены. Появление Толи разрушило зыбкий баланс, установившийся в нашем подземном сообществе до такой степени, что мы медленно, но верно теряли желание продолжать бороться. Возможно, мы просто посмотрели на себя скептическим взглядом своего пленника и увидели группу слабых и отчаявшихся людей. Да, мы смогли выжить в самой отчаянной ситуации, но теперь нам казалось, что исход все-таки будет плачевным… История с повторным захватом Тарнополя [7]заставила нас относиться к сводкам о положении дел на фронте с недоверием. Мы оказались в очень сложной и парадоксальной ситуации: мы не были уверены в победе русских, а без этой победы были обречены на вечное сидение в подземелье…