Гильермо Инфанте - Три грустных тигра

— Интэрэсна. Пери Мейсну знакома етта дела?

— By heart [173] Наизусть ( англ. ). . Перри Мейсон и сам наоборотник. Как и Филип Марло. Как и Шерлок Холмс. Ни один великий литературный персонаж не избежал этой участи. Дон Кихот — классический пример раннего наоборотника.

— А мы с тобой?

Я хотел было сказать: Давай-ка поскромнее.

— Мы же не литературные персонажи.

— А когда ты опишешь наши ночные похождения, будем?

— Нет. Я лишь писец, писарь, стенографист Бога, но никак не Творец.

— Вопрос не в этом. Вопрос в том, будем мы или не будем наоборотниками.

— Узнаем на последней странице.

— Холден Колфилд — наоборотник?

— Разумеется.

— А Джейк Барнс?

— Иногда. Полковник Кантуэлл — отличный наоборотник. И Хемингуэй тоже.

— Это я и без тебя понял.

— Как-то я брал у него интервью, так он сказал, что у него есть индейская кровь. Чиксау. Или оджибвеев?

— Что, и в этих племенах были свои наоборотники?

— Возможно. Все возможно в нашем огромном муравейнике.

— А в муравейнике прошлого Гаргантюа был наоборотник?

— Нет, и Пантагрюэль не был. А вот Рабле был.

— А Жюльен Сорель?

Мне показалось, или я расслышал многоточие между союзом и именем собственным, тень сомнения, мостик необходимости и в то же время страха, рисковую интонацию? В любом случае, на устах Куэ играла какая-то архаическая улыбка.

— Нет. Сорель француз, а французы, как ты мог заметить, упертые рационалисты, до безумия, они добровольные антинаоборотники. Даже Жарри не был наоборотником. У них со времен Бодлера никого не было. Бретон, который так старался им стать, — полная противоположность наоборотнику, ложный наоборотник. Бейль мог бы быть таким, родись он в Англии, как его друг лорд Байрон.

— А Альфонс Алле?

— С такой-то фамилией? Конечно!

— Потому что так твоя левая нога захотела.

— А кто всю эту игру придумал?

— Ладно, ты. Только не уноси далеко биту, перчатки и мяч.

Я улыбнулся. Получилась ли эта улыбка современной?

— Шелли?

— Нет, а вот Мэри, его жена, да, она была Мэри Шелли, доктор Франкенштейн доктора Франкенштейна Франкенштейна.

— А Эрибо — наоборотник?

— Эти скачки из тебя наоборотника не сделают. Разве что почемучку-эпилептика.

Он улыбнулся. Ждал этого. Моего королевского предначертания.

— Не сказал бы. Эрибо слишком напыщен, погружен в себя.

— А Аскилт?

Высоко берет, да я тоже прыгать умею.

— Чистый наоборотник. И Энколпий тоже. И Гитон. Но только не Тримальхион.

— А Юлий Цезарь?

— Конечно, куда же без него! К тому же он современен. Окажись он здесь, беседовал бы с нами без особых усилий. Даже испанский выучил бы. Интересно, как звучит испанский с латинским акцентом?

На его устах расцвела тонкая архаическая улыбка ранней греческой скульптуры. Ночь играла ему на руку; кроме того, он сидел ко мне в профиль.

— А Калигула?

— Возможно, величайший из всех.

Мы свернули на Пасео и проехались вверх по этим естественным террасам, превращенным историей в парк, которые всегда сбивают меня с толку своей схожестью с авенидой Президентов, и спустились по Двадцать третьей до Рампы, ушли на улицу М и обогнули отель «Гавана-Хилтон», завернув на Двадцать пятую, а потом на улицу Л и так до Двадцать первой.

— Глянь-ка, — сказал Куэ, — вспомнишь говно, вот и оно.

Я стал было искать взглядом Гая Цезаря, прохаживающегося по Рампе в золоченых калигах. Он вполне современен, не верите мне — спросите у Гитлера со Сталиным. Ему бы понравилось на Рампе, он бы почти не выделялся из толпы. Выделился бы разве что конь, которого он ввел в сенат. Но это оказались не Цезарь и не Инцитатус.

— Вон идет Эсминец СС Рибот, — сказал Куэ, — сильный крен. Везет, как пить дать, двойной груз спирта и козлиные рога.

Он показывал на другую сторону улицы, на противоположный тротуар.

— Сент-Экзюпери от музыки?

— Совершенно справедливо.

Я вгляделся, справа и слева от его вклинившегося профиля.

— Это не Эрибо.

— Точно?

Он притормозил и тоже пригляделся.

— Ты праффф. Это не он. А как похож, подлец. Вот видишь, у всякого есть двойник или, как ты говоришь, привозной робот с Марса, тут у нас все привозное.

— Да не так уж и похож.

— Это означает лишь, что даже понятие двойничества относительно. Все в конечном счете сводится к вопросу точек зрения.

Я решил начать. Натолкнуть на искусственные откровения, раз уж так ловко наталкиваю на спонтанные.

— А кстати. Ты спал с Вивиан?