Эдвард Резерфорд - Лондон

– Берешь сначала отрез тонкого льна. При королевском дворе бывает, что даже и шелк. Наносишь на него узор. – К удивлению Риколы, Эльфгива не взяла грифель сама, а послала за Вистаном. – Он чертит лучше меня, – объяснила она.

И юноша в самом деле рисовал чудо какие узоры. Сперва по центру полотнища он провел линию, длинную и кривую. «Ствол», – пояснил он. Затем, неизменно простейшими штрихами, отвел от него ветви, поверх которых с той же естественной простотой набросал листья и цветы, так что, когда он закончил, посередине льняного отреза красовался узор столь живой, что проглядывала самая сущность растений, и в то же время вполне абстрактный, сродни восточному.

Далее он наметил несколько звездочек и сделал штриховку, чуть приукрасив рисунок. Наконец, не трогая пустовавший фон, принялся за рамку. Она тоже явилась произведением искусства. Возникли тщательно выверенные, схематические цветы, птицы, животные, всевозможные языческие и магические символы – изящные и аккуратные, как звенья браслета. От внутренней кромки, подобно весенним крокусам, неукротимо рвущимся сквозь девственную почву, в центр стремились причудливые растения с элегантно скрученными листьями-завитками, а также грубоватые деревца, настойчивые и игривые, и все это как бы гласило: «Искусство есть порядок, но природа главнее». Возможно, то была самая суть англосаксонского духа.

Лишь после этого Эльфгива поместила лен в пяльцы и занялась неспешным вышиванием. Начала она с середины.

Орудуя бронзовыми иглами, она вышивала листья пересекающимися стежками. Для этого ей понадобились цветные шелковые нитки.

– Фризы всегда привозят мне с юга шелк, – пояснила она, – когда приходят за рабами.

Не довольствуясь этим, она прибегала и к ниткам золота, а чтобы сделать вышивку еще краше, добавила в пару мест по жемчужине. Наконец, когда с этим было покончено, Эльфгива взяла толстый шнурок зеленого шелка и выложила по кривизне ствола. Затем закрепила, пустив с изнанки поверх шелковую нить. Она увенчала свой труд дополнительными цветными стежками, выделив основные фигуры.

– Дальше займемся краями, – улыбнулась Эльфгива. – На это уйдет много месяцев.

Обнаружив, что у девушки ловкие пальцы, госпожа нередко давала ей сделать пару стежков и развлекалась ее восторгом. Она даже позволила Риколе пригласить Оффу и показать, чем они занимаются.

И все это время Рикола наблюдала за ней, восхищалась ее величавой статью и ежедневно задавала вопросы: то о платьях, то о жизни при дворе, то о Боктонском имении, мало-помалу обогащаясь знанием. Одновременно она изыскивала пути зарекомендовать себя полезной.

– Ты же хочешь воли, – напомнила она мужу, – и если мы ей достаточно полюбимся, когда-нибудь госпожа нас отпустит. – Рикола улыбнулась. – Нужно просто потерпеть, выждать.

Примерно тем же в своем духе занималась и Эльфгива. Она быстро поняла, что пусть даже Сердик нанес ей глубокую рану, страдание придется скрывать. Давным-давно старухи сказали ей: «Коль муж отбился от рук, то средство только одно». Это был факт супружеской жизни – к добру ли, к худу, однако единственным способом приструнить загулявшего мужа была постель. И чем быстрее и чаще, тем лучше. Увы, все прочие ухищрения, какие подсказывали нравственность и рассудок, тщетны. Эльфгива поступила соответственно. Она не дулась, не спорила, не охладела к нему – напротив, из вечера в вечер после ужина старалась его соблазнить и удовлетворить. На рассвете они не раз просыпались, держа друг друга в объятиях, и она молча внимала пению птиц, думая, что муж, быть может, доволен и останется с ней в силу простой инерции, великой подруги всех супружеских пар. Даже в сей поздний час она все же поймала себя на тайной мольбе, обращенной к богам предков: «Пошлите мне еще дитя». Или другой: «Дайте мне время. Не допускайте сюда покамест этого епископа». Весь следующий месяц так и прошел.

Ноябрь у саксов назывался блодмонат – кровавый месяц. Блодмонат – пора забивать быков, а дальше выпадет снег и последние листья, хрустящие изморозью, падут на землю, твердеющую после осенних дождей.

В начале блодмоната к торговому посту причалил корабль. Он прибыл из-за моря из франкских земель на реке Рейн, и Оффе велели помочь с разгрузкой.

Он впервые увидел настоящее морское судно и был захвачен зрелищем. Хотя у саксов имелись прилично слаженные плоты и весельные лодки, на которых ходили по Темзе, этот корабль принадлежал к совершенно иному классу.