Эдвард Резерфорд - Лондон

В это сентябрьское утро они свернули от южного конца Тауэрского моста на запад и покатили вдоль Темзы. Миновали Вестминстер и утешились видом высокой башни Биг-Бена. Когда они добрались до Ламбета, им стали видны четыре огромные трубы электростанции Баттерси, что находилась милей дальше за железнодорожными путями и пакгаузами Воксхолла.

А транспортным средством, которым пользовались эти доблестные пожарные, было, как большинство пожарных машин во время блица, лондонское такси.

Размером и формой оно было моторизованной копией старого конного кеба: просторное и высокоманевренное. Снабженное лестницами на крыше и прицепным насосом, оно довольно ловко петляло средь полыхавших улиц. В любом случае это все, чем располагала Вспомогательная пожарная служба. Такие, как Чарли, добровольцы прошли суровую подготовку у лондонских пожарных, и когда началась война, многих сразу призвали в качестве полноправных членов с недельным жалованьем в три фунта. На первых порах было трудно: Чарли и его товарищей-новобранцев временно разместили в старом здании неподалеку от Воксхолла, где они подцепили чесотку и вшей. Моральным испытанием первых военных месяцев стало то, что добровольцев-пожарных заподозрили в уклонении от воинской службы, и многие ушли. Но нынче презренным пожарным представилась возможность показать свою доблесть. В сентябре сорокового, через год после официального объявления войны, Гитлер начал свое знаменитое наступление, дабы поставить Англию на колени: блиц против Лондона.

Чарли отлично помнил войну кайзера и налеты цеппелинов, тогда наводившие жуть. Все, разумеется, понимали, что это совсем другая история, но все равно не были готовы к происходившему. Блиц не просто налет, а самый настоящий ад. Бомбы сыпались на доки градом из ночи в ночь. Рафинадные и дегтеперегонные заводы, больше миллиона тонн древесины – все взлетело на воздух, породив огненную стену, с которой едва ли могли совладать экипажи переоборудованных такси. Но самые страшные пожары того мрачного сентября охватили огромные цилиндрические нефтяные резервуары. Дым стоял до небес и виден был чуть ли не за сотню миль из юго-западных областей.

Минувшей ночью Чарли находился на крыше такого резервуара и не слышал предупреждающих криков снизу. Парень заметил «мессершмитт», когда тот уже был в пятистах ярдах и мчался прямо на него. Повинуясь скорее инстинкту, он сделал единственное, что мог, и наставил на пилота шланг. Никто не понял, как так вышло, что через три секунды Чарли еще стоял, а бомбардировщик снова взмыл в небо.

– Умора! Я думал, с пожарными безопаснее, чем в чертовой армии! – изрек он весело, когда спустился.

Но на обратном пути в Баттерси его товарищи подумали, что человеку не может вечно так отчаянно везти и Чарли исчерпал запас.

– Что случилось? – Обычно Хелен спала еще час, и мать пристально взглянула, когда она вышла в гостиную дома на Итон-террас всего в два часа пополудни. – Иди полежи еще.

– Мне не уснуть. – У нее залегли тени под глазами.

– Вот как. – Вайолет помолчала, затем заботливо спросила: – Опять то же самое?

Хелен трудилась в карете «скорой помощи» среди ужаса и смерти, и гибельным предчувствиям удивляться не приходилось. Она признавалась матери, что бо́льшую часть времени не успевала об этом думать, но иногда такие мысли возникали, после чего Хелен уходила, слегка пожав ей на прощание плечо.

– С тобой это и раньше бывало, – мягко напомнила Вайолет. – А ты цела и невредима.

– Я понимаю. Пожалуй, пройдусь. Не возражаешь?

– Конечно нет. Иди спокойно.

Через минуту хлопнула дверь, и Вайолет осталась одна. Вокруг царила тишина. Она позволила себе сделать вдох лишь после долгой паузы, во время которой не слышала ничего, кроме тиканья часов.

Одного ребенка она уже потеряла. Теперь и второго?

Генри. Генри, так и не простивший ей деятельности, что причиняла ему страдания в школе; Генри, который встал на сторону старого Эдварда, державшего Хелен в Боктоне все восемнадцать месяцев ее шатаний из тюрьмы и обратно. «Он обеспечил близким дом, – бросил сын с горечью. – А ты – нет». И все-таки, несмотря на это, именно Генри посетил ее в тюрьме. Больше никто из родных.

С тех пор прошло четверть века, но для семидесятилетней Вайолет все было болезненно живо. Она трижды побывала в заключении. Многих участниц движения охватила тогда некая лихорадка. Разъяренные циничным презрением даже со стороны либералов, они все чаще практиковали тщательно выверенное насилие. Несколько зданий, включая дом Ллойда Джорджа, сгорели дотла. Эмили Уилдинг Дэвисон даже бросилась наперерез королевскому коню и погибла. Неумолимый отец засел в Боктоне, сыновья были против нее, и она вспомнила, как сказала единомышленнице: «Да мне хоть в воду, терять уже нечего». Через неделю после демонстрации ее снова арестовали. Дали три месяца, зато в компании с десятком знакомых женщин. Какой возник дух товарищества! Вскоре после освобождения они опять угодили за решетку – шесть бледных, решительных особ, претерпевших позор в борьбе с жестокой несправедливостью.