Эдвард Резерфорд - Лондон

Однако имелась вещь странная и тревожная. В последние два года сами боги как будто уведомляли его: эта бо́льшая судьба – сей всеохватный мир теней – все приближалась к концу. Древние островные боги словно готовились к уходу. Не наступал ли конец света? Или же, недоумевал он, боги тоже не вечны и осыпаются, как люди, подобные листьям?

А может быть, думал он, сидя возле простого паренька с белыми лохмами и перепончатыми руками, боги подобны ручьям, незримо впадающим в бо́льшую реку.

И вот он, тихо положив руку мальчику на плечо, приказал:

– Принеси мне отцовский меч.

Через несколько минут, когда Сеговакс вернулся с оружием, старец сильнейшим ударом расколол железный меч о камень.

Ибо таков был кельтский обряд.

Затем друид взял металлические осколки, обнял одной рукой мальчика и метнул сломанное оружие в реку. Сеговакс проследил, как оба куска описали высокую дугу и плюхнулись вдали.

– Похорони свою скорбь, – негромко произнес друид. – Отныне отцом тебе стала река.

И мальчик понял, осознал, что это именно так, без дополнительных объяснений.

За столом друг против друга сидели двое. Оба молча занимались опасным делом.

Был летний день – июньские иды [8]по римскому календарю. Снаружи, на улице, людей было раз-два и обчелся. Ни ветерка. В доме царила тягостная жара.

Двое мужчин, как большинство простолюдинов, носили не обременительные римские тоги, а простые одеяния до колен из белой шерсти с застежками на плечах, перехваченные в талии поясами. На старшем была короткая накидка из того же материала, молодой предпочел оставить плечи голыми. Оба обуты в кожаные сандалии.

Помещение выглядело скромно, типично для этого квартала, где крытые соломой каркасные дома и мастерские теснились вокруг внутренних двориков. Белая штукатурка на стенах из глины и прутьев; в углу – верстак, штатив с резцами и плотницкий топор, выдававшие род деятельности жильца.

Было тихо. Единственный негромкий звук исходил от напильника, которым работал старший. Снаружи, однако, в конце узкой улицы на страже стоял человек. Необходимая предосторожность. Ибо кара за их деятельность – смерть.

На месте двух гравийных холмов близ побережья теперь раскинулся огромный город, обнесенный стенами.

Лондиниум благоденствовал под чистым синим небом. Холмы-близнецы преобразились в спокойные склоны с рядами элегантных домов. На вершине восточного возник величественный форум со степенными каменными зданиями, которые бледно отсвечивали на солнце. Широкая улица сходила с форума к прочному деревянному мосту, перекинутому через реку. На западном холме, сразу же за верхушкой, господствовал в небесной перспективе огромный овальный амфитеатр, а позади него, на северо-западе, расположился штаб военного гарнизона. Вниз по прибрежной зоне тянулись деревянные пристани и склады, тогда как на восточном берегу ручья, сбегавшего меж холмов, разрослись прекрасные сады дворца губернатора. И весь ансамбль – храмы и театры, оштукатуренные усадьбы и дома победнее, красные черепичные крыши и сады – окружала впечатляющая высотой стена с широкими воротами.

С запада на восток город пересекали две оживленные улицы. Одна, начинавшаяся от верхних из двух ворот в западной стене, тянулась по вершинам обоих холмов и выходила через восточные ворота. Другая, от нижних западных ворот, пересекала верхнюю половину западного холма, после чего спускалась через ручей и продолжалась за дворцом губернатора.

Таков был Лондиниум: два холма, соединенные двумя главными улицами и обнесенные стеной. Береговая линия была немного длиннее мили, а население насчитывало около двадцати пяти тысяч человек. Город простоял здесь уже более двухсот лет.

Римляне не спешили в Британию. После сражения на реке Цезарь в третий раз туда не вернулся. Через десять лет великого завоевателя зарезали в римском сенате. Прошел еще целый век до того, как в сорок третьем году после Рождества Христова император Клавдий пересек узкий пролив, неся на остров цивилизацию.

Оккупация произошла быстро и повсеместно. Во всех основных племенных центрах немедленно создали военные базы. Местность изучили. Проницательным римским колонизаторам не понадобилось много времени, чтобы заинтересоваться поселением под кельтским названием Лондинос. Оно не являлось племенной столицей. Племена, как и в эпоху Цезаря, селились на востоке, по берегам протяженного эстуария. Но это местечко оказалось первым, где обнаружился брод, а потому стало естественной точкой для развития системы дорог.