Стэн Барстоу - Рассказ о брате

Юнис я ничего не сказал, но двинулся следом за ней по бетонным ступенькам на второй этаж, решив довести до двери. На каждой площадке лифт, окна и стеклянная дверь, забранная решеткой. За ней — коридор, в который выходят еще четыре двери — безликие, за каждой заперта чья‑то жизнь. Вся обстановка казалась мне чуждой. Я вырос в небольшом одноквартирном стандартном доме, имеющим общую стену с соседским. Чуждо такое место обитания и для большинства жильцов, перебравшихся сюда после сноса таких же стандартных домов, вплотную смыкавшихся с соседскими, еще совсем недавно рядами поднимавшихся по холму по обеим сторонам шоссе. В нашем городке пока еще не народилось поколение, не изведавшее жизни в стандартных домах. Я заметил, пока Юнис рылась в сумочке, ища ключи, что в двери у нее глазок, чтоб сперва разглядеть гостя, а уж тогда решать — пускать или нет. Мне вдруг открылось, что по лестницам и коридорам тут может разгуливать всякий, кому вздумается.

— На гостей не рассчитывала, — предупредила Юнис, — так что прощенья просим за беспорядок.

Узкий Т — образный коридорчик, из него двери. Девушка сбросила плащ и потянулась к выключателю в гостиной, но я придержал ее за локоть.

— Минуточку, — я прошел в комнату к незашторенному окну. Участок проезда, который мне хотелось видеть, в обзор не попадал. Но я задернул занавески и только тогда разрешил — можно, включай. Лампа высветила ее неуверенную улыбку.

— Если хотели набиться в гости, попросили б, и все дела.

— Извини.

— Ну рассказывайте,

— Да рассказывать‑то нечего. Мне звонил пару раз какой‑то тип. «Мы знаем, где этот подонок. Передай ему, он своего дождется». В этом роде. Вначале я думал, кто‑то походя изливает злобу.

— Но теперь считаете, за этим кроется большее?

— Боюсь, да.

— А Бонни известно про звонки?

— Нет, не успел я рассказать.

— А Эйлине?

— Она на такие не жаловалась.

— Да ведь не звонит же он только при вас.

— Конечно, но… Не хотелось дергать ее по пустякам. Да и не хотел, чтоб тебя это коснулось.

— Благодарю.

— Но если за нами следили, тебе надо знать.

— Почему, как думаете, они — кто там они есть — взялись за слежку?

— Ты знаешь, где Бонни?

— Я уже ответила. Нет.

— И я — нет. И они — нет. Считаю, они проверяют его знакомых.

— Надеясь, что кто‑то да приведет к нему?

— Именно.

— Но, может, он к себе домой уехал?

— Про то им неведомо.

— М — да. — Она задержала на мне взгляд. — Как по — вашему, это те самые, что покушались на нас?

— Не исключено.

— А зачем же им так высовываться?

— Скорее всего дилетанты. Им требуется подогревать свое раздражение.

— Ну ладно… Раз уж вы тут, хотите кофе? Или чего покрепче?

Я взглянул на часы. Эйлина наверняка уже легла.

— А что у тебя водится из покрепче?

— Виски.

— А, недурно. Но и от кофе не откажусь.

— Отлично. Снимайте пальто и располагайтесь.

Выходя, она погасила люстру и включила торшер у тахты. В комнате сразу стало уютнее и теплее. Многое тут, догадался я, куплено в комиссионке и на распродажах. Иначе молодой женщине, живущей на свой заработок, не обставиться. До нашей женитьбы Эйлина жила в одной комнате и всей собственной мебели у нее стояло одна — две вещи, чтоб хоть немножко скрасить безликость рухляди, которую насовал в комнатушку хозяин в потугах оправдать подешевле вывеску «меблированные комнаты». Как я увидел, сняв пальто и осмотревшись внимательнее, Юнис увлекалась эпохой конца девятнадцатого века: на стенах портреты деятелей и пейзажи того времени. Висело несколько незнакомых мне этюдов Сатклифа. Я был удивлен.

От созерцания городской улицы с большой вывеской, рекламирующей «Виски Дьювара», прилепленной на углу какого‑то здания, меня оторвало появление Юнис с бутылкой этого самого напитка. Я праздно пораскинул, сколько же миллионов литров этой жидкости поглощено между тогдашним годом и нынешним. Скольким романтическим сценам оно придало блеска и сколько фитилей трагедии подпалило!

— Чайник греется. Кофе будет готов через минуту, — она разлила виски. — Воды добавить?

— Нет, спасибо. Так выпью. А ты, оказывается, страдаешь ностальгией, — я жестом показал на стенку.

— Самая, по — моему, влекущая эпоха. Славно жилось тогда: турнюры, корсеты, огромные шляпы, экипажи с кучерами. Вот бы очутиться там!

— Зловонные канавы, ночные горшки, туберкулез и дифтерит. И в помине нет Акта о собственности замужних женщин, нет развода, нет права голоса.