Александр Кабаков - Камера хранения. Мещанская книга

Как, опять же, впоследствии выяснилось из чтения картонной этикетки, которую Толька от рукава отцепил, но не выкинул, предмет официально и назывался чешскими друзьями «пальто из овчинное муженско» и стоил огромных денег – 1800 рублей.

– Батя в военторге взял, – сказал Толька небрежно, крутя настройку огромного, как высотное здание, приемника «Мир». – А то мне не в чем в детсад ваш ходить…

Приемник заговорил красивым баритоном: « The Voice of America from Tanger …»

Толька П. понимал почти всё – в нахимовском здорово учили английский…

Батя у Тольки был полковник, зам по тылу.

Рыжее Толькино «овчинное пальто» и было первой дубленкой, которую я увидел.

Дубленки поразили мое воображение, но не слишком. И даже пятнадцать лет спустя, когда дубленочное безумие охватило страну, я оставался равнодушен к этим сторожевым тулупам для горожан.

Как-то чувствовалось происхождение этих шкур, снятых с животных. Это наше счастье, что они не мерзнут, а то с кого драли бы шкуры?..

…А в семидесятые дубленки, казалось, надели все. Кто из распределителя, кто из комиссионки, отдельные товарищи – прямиком из Канады… Комсомольцы-добровольцы на БАМе получали талоны на монгольские, сплошь покрытые непрокрашенными пятнами, – монгольские бараны носились по монгольским степям как сумасшедшие и прокалывали шкуры колючками, не заботясь о внешнем виде строителей магистрали, а на проколотые места плохо ложилась краска…

В самом конце десятилетия в моду вошли «хипповые» дубленки – расшитые цветными нитками как бы народные полушубки. Когда из Афгана выводили авиационные части, некоторые совершенно очумевшие от всей этой кровавой дури экипажи выбрасывали парашюты и их места забивали такими, вышитыми, отвратительно сшитыми из пересохшей ломкой овчины, стоившими на рынках в Кабуле гроши. Тогда много их появилось и в Москве – и недорого…

А настоящие канадские, английские и югославские дубленки, ставшие зимней униформой передовиков развитого социализма, висели в гардеробных ЦДЛа и Домжура, ВТО и Дома кино, «Современника» и Таганки на премьерах… Прочим доставались поношенные, болгарские и даже искусственные, уродливые порождения отечественной синтетики… Монгольские полагались доверчивым романтикам и просто неудачникам.

У меня где-то валяется фотография: монгольская дубленка, с поднятым кривоватым воротником, и самодельная клетчатая кепка… Безнадежное ожидание у запертых дверей в советскую литературу.

…Когда по масштабам распространенности дубленки достигли уровня болоний – нейлоновых дождевиков, переживших бум лет на десять раньше, – безумие пошло на убыль. Одновременно стала набирать силу кожа.

Часть общества, которую то с презрением, то с одобрением называют «мещане» и которой эти воспоминания в основном посвящены, всегда нуждается в символах.

Странное желание быть опознанными с первого взгляда.

Кожаные куртки и особенно пиджаки так же сомнительно вели происхождение от чекистских революционных кожанок и не менее революционных «косух» американских юных бунтарей, как дубленки – от русских крестьянских полушубков и канадских лесорубских безрукавок. Главное отличие заполонивших в семидесятые весь мир кожаных одежд состояло в качестве обработки материала. Тончайшая лайка аргентинских, итальянских и, на худой конец, югославских изделий вызывала ассоциации не с мужественным обликом сурового мачо (или его отчаянной подруги), а с изысканным, утонченным образом городского франта. Из кожи шили всё, что укладывалось в модный силуэт, от длинных приталенных плащей до приталенных же рубашек. Вместо немногих вариантов цвета – черный, коричневый, в редких случаях рыжий – появились зеленые, синие, желтые и так далее цвета модных кож. В художественной среде был особый спрос на кожу как бы бархатной, замшевой, «шведской» выделки. Замшевую бежевую куртку великого режиссера Л. узнавали издали и со спины. У писателя А. была совершенно необыкновенная куртка-рубашка голубой замши, идеально сочетавшаяся с джинсами. Кинорежиссер и актер М. носил замшевую коричневую куртку, короткую, до пояса – такой фасон подчеркивал его мужественность. Художники, любившие замшу и раньше, до всеобщего увлечения, донашивали вытертую…

Как обычно в те годы размывания идейных ценностей, наиболее верткие слуги системы последовали общей тенденции, но в собственном, комсомольско-партийном варианте. Журналисты-международники и работники райкомов прогрессивного направления носили кожаные пиджаки – именно пиджаки, а не артистические курточки, черные пиджаки строгого пиджачного покроя. Под такой кожаный, но пиджак (пиджак, но кожаный) можно было повязать галстук или в неформальной обстановке надеть тонкий свитер-водолазку – получалось и взвешенно прогрессивно, и прогрессивно взвешенно.