Александр Кабаков - Камера хранения. Мещанская книга

Не стану перечислять рисовальщиков и авторов политически верных анекдотов – всех не вспомню. Но прекрасно помню главное: мне хотелось быть похожим на этих отрицательных персонажей, нарисованных с мастерством, превращающим их в безусловно привлекательных. На капиталиста я не тянул, равно как и на бюрократа, прогульщика и бракодела.

Оставались стиляги.

Эта категория молодых людей, чуждых великому делу построения социализма в отдельно взятой стране, была симпатична мне и без влияния крокодильских карикатур. Они демонстрировали возможность свободы и одновременно последствия этой возможности. Они предлагали образ «чужого» и превращали «чужого» в «своего».

В конце концов, они были просто живописны – дальше я тогда не думал.

Лучшая карикатура, клеймившая стиляг, была прорисована так тонко, что танцующая пара на ней почти двигалась – они изгибались, как полевые цветы-сорняки, которых и изображали, от них невозможно было отвести глаз…

Дома в разгар дня было пусто, во дворе стояла пыльная жара, разогнавшая всю мою компанию.

Я открыл крышку радиолы «Урал» и поставил пластинку.

«…Ай да парень-паренек, из парнишки будет прок…»

«…Исп. вокальный квартет на русском и польском языках…»

В шкафу на веревочке, протянутой поперек дверцы, висели дядькины галстуки, из них один, синий парчовый в райских розовых птицах, привезенный дядькиным приятелем из китайской командировки, мне подошел.

Я повязал галстук вокруг воротника ковбойки – ковбойка была как настоящая, с уголками воротника на пуговицах и дополнительным уголком для пуговицы сзади, посредине воротника… Что угораздило шить такие ковбойки обычную подмосковную фабрику?

Галстук был повязан так длинно, что его широкий конец доставал мне почти до колен. Как у стиляги из «Крокодила».

В таком виде я принялся кривляться под заведенную в третий раз пластинку. «…Ти́ха во́да…»

Я едва не вывихивал ноги в этом танце, не похожем ни на настоящий американский джиттер-баг, ни на его подступающую новую версию – рок-н-ролл, ни даже на отечественный «атомный стиль», как называли такую танцевальную манеру сами танцующие.

Так я стал маленьким стилягой, последышем великого племени стиляг. Журнал «Крокодил» боролся с тлетворным влиянием Запада настолько высокохудожественно, что это влияние сделалось неотразимым.

Теперь многие описывают стиляг и даже изображают их в кино и театре, но всё неточно. Особенно много ерунды в деталях материального облика. Впечатление, что в качестве справочного материала, из которого черпаются все сведения о внешности и манерах героев, используется именно журнал «Крокодил» пятидесятых годов ХХ столетия. В результате получается не настоящий стиляга (и название неправильное, взятое из крокодильского же фельетона, а самоназвание было «чуваки»), взрослый человек с непоколебимым вкусом, отвергающий все советское, а тот самый я – мальчишка в дядькином галстуке до колен и ширпотребовской ковбойке…

Меж тем время шло, в лагере мира и социализма укреплялись международные торговые связи, и я понемногу двигался от карикатуры к облику нормального, но НЕсоветского человека. Импорт из народно-демократических стран и Китайской Народной Республики позволял мне выглядеть прилично.

К восьмому примерно классу, поощряемый и финансируемый из хозяйственных средств матерью – она вообще поддерживала во мне гуманитарно-художественное начало, которого отец просто не замечал, – я избавился от «самострока», то есть от САМОСТОЯТЕЛЬНО СОСТРОЧЕННОЙ по картинкам из «Крокодила» одежды. Наступили новые, относительно богатые времена. На помойку отправились надевавшиеся с натугой узкие штаны из черной диагонали, сшитые терпеливой матерью, и построенный на заказ, широченный в плечах длинный пиджак с коротеньким разрезом на заднице. Вместо них возникли купленные в летней поездке латышского шитья брюки из зеленовато-серого мелкого букле с широкими отворотами внизу – вроде бы и не модные, но явно и НЕ НАШИ. К ним безукоризненно подошли куртка грубой шерсти, с хлястиками по бокам, чехословацкой марки «Отаван» и той же марки рубашка из плотного бумажного поплина. В воротник для твердости вставлялись узкие пластмассовые планочки… Наконец, этот сдержанно стильный вид завершали красноватого оттенка туфли чехословацкой же фирмы «Цебо» на толстой коже – про эту фирму говорили, что она унаследовала качество знаменитой досоциалистической марки «Батя». По моде короткое, выше колен пальто мешком, гэдээровское изделие, дополняло наряд народно-демократического франта.