Эме смотрит на этого человека и думает, что его следовало бы пожалеть. Он страдает. Натертые места у него горят, словно поджариваемое сало. Во время войны места для жалости нет. Особенно для жалости к тем, кто смешон. Но ведь люди не знают, что они смешны, и воспринимают насмешливое отношение окружающих как еще одну несправедливость.
Когда позднее майор Лагаруст будет рассказывать о том, как он переходил французскую границу, его рассказ будет совсем не похож на наш. А если он прочитает наш рассказ, то подумает, что речь идет о ком-то другом. Он с чистой совестью, по-тартареновски, похвастается своим правдивым рассказом. Но факт тот, что он, выражаясь лагерным языком, будет кипятком писать.
Здесь, у Черного озера, как и в Карансе, есть хижина, только поменьше. А еще у них осталась четырехместная палатка. Желтый ветер пытается сорвать ее с места. К счастью, колья у них кованого железа. Капатасу, Пюигу и Эме удается вбить их в скалу.
Сэр Левин, Раиса, Капатас и майор будут спать в хижине, Пюиг и Эме — в палатке.
Вовремя они забрались под крышу! Внезапно небо раскалывается, и на землю низвергается целый водопад. Удары грома раздаются в ста шагах от путешественников, в черном небе змеится молния, и в ее ослепительном свете сверкают дождевые мечи. Неистовствует град. Пюиг и Лонги изнутри поднимают распорку, и парусина надувается так, что, кажется, того и гляди лопнет. Застыв на месте, они смотрят, как бушующий Канигу спускает с цепи прямо перед носом у них красный поток.
Терпкий запах табака наполняет их тесное жилище.
Лонги думает о человеке, которого они нашли среди камней и который остался один на один со взбесившейся стихией. Был ли то друг? Человек, хотевший перейти границу? Было ли то сведение счетов? Пюиг склоняется к версии, что это профессиональный проводник через границу.
— У настоящих механиков белых рук не бывает.
Эме видел его руки. Но ничего не сумел прочесть по ним. Пюиг и Лонги больше не в состоянии разговаривать. Удар следует за ударом, сверкает молния, и через мгновение прокатывается гром. Сидя в этом барабане, по которому бьет сумасшедший барабанщик, они видят апокалипсическую картину, которая предназначена именно им. Грохот такой, что им кажется, будто они находятся в самом сердце вырубаемого леса, исполинские деревья которого рушатся в бездну. На мгновение земля содрогается, как это было в 3-м артиллерийском парке зимой 1939 года, когда бомбардировочная авиация сравнивала с землей их берлогу. Пюиг и Капатас были правы, когда опасались гнева горы. Чудовищный удар опять заставляет их вздрогнуть, клокочущая красная вода подступает к самому укрытию. Но вдруг дождь начинает успокаиваться. Гроза поворачивает к югу. В палатку проникает белесоватый свет. Ночь, оказывается, еще не наступила. Громадное полотнище цвета кобальта рассеивает бегущие в беспорядке облака. Низкое солнце играет на дантовских горных пиках; из расселин поднимается пьянящий запах. По костяку горы струятся потоки воды.
— Остаемся здесь, — объявляет Капатас. — Будем спать, выставив стражу. Дежурит по два часа каждый. Майор, вы примете дежурство первым.
Лагаруст больше не вступает в дискуссии. Под последними дождевыми стрелами Пюиг идет к Черному озеру; Черное озеро дымится, как ведьмин котел. Кое-где над поверхностью воды поднимаются камни. Время от времени Пюиг быстро наклоняется — кажется, что он танцует на воде, словно черный дух «эстаньоля».
Возвратившись, он бросает на земляной пол трех рыб с чудовищными головами, огромными глазами и крошечным туловищем — настоящая пресноводная скорпена.
— Это форель, она вырождается на такой высоте. Все уходит в голову. К этому идут и люди.
Эме выходит сменить майора и видит, что тот спит прямо на скале. Лонги встряхивает Лагаруста и молча занимает его место. Воевать должны молодые.
На военной службе, на курсах офицеров запаса Эме всегда легко переносил стояние на часах, будь то в казарме, в полку, в регулярных частях. Он не признавался в этом по двум причинам: во-первых, потому, что его товарищи стали бы злоупотреблять этим, а во-вторых, из чувства какой-то стыдливости. Он не представлял себе, как это он признается, что какое-то темное существо, угнездившееся в нем, любит военные будни. Ему нравилось, когда он бодрствовал один, охраняя своих товарищей.
Луна поплыла по воде дрожащим серпом, точь-в-точь как на картинах каталонца Миро. Звезды были разбросаны по небу где гуще, где реже — в зависимости от того, на каком краю неба они находились; на севере благодаря разреженному воздуху они были ярче, крупнее; на юге они гасли — их закрывала черная пелена туч; кое-где это были трепещущие гроздья.
Читать дальше