Катрин Панколь - Звезда в оранжевом комбинезоне

– Хорошо. Пиши адрес.

– Все нормально? Ты уверена? – спросила Жюли. – А книжку мою ты дочитала?

– Заканчиваю ее сегодня вечером. Немного осталось. Завтра верну ее тебе.

– Я спрашиваю не потому, что я тебе не доверяю, ты ведь понимаешь… – сказала Жюли, покраснев.

– Да, я знаю.

Стелла была уже готова спросить, откуда в книге взялась та таинственная фраза, но осеклась и вышла из кабинета, надевая на ходу каску и перчатки. Жюли была очень строгой в вопросах безопасности: на «Железке» было запрещено ходить без каски даже на самые близкие расстояния.

– Стелла! – прокричала Жюли вслед, в лестничный пролет.

– Что? – спросила Стелла, остановившись.

– Я забыла сказать тебе: Виолетта вернулась.

Стелла опять поднялась в кабинет Жюли.

– Виолетта Мопюи?

– Да. Она мне вчера звонила. Она не сказала мне, почему решила вернуться, но я виделась с Брюно, ты его знаешь, начальник вокзала, как раз по поводу этого украденного металла… Он сказал, что ее и видно не было за кучей чемоданов. Он никогда не видел столько багажа у одного человека.

– И она теперь опять будет жить здесь? – спросила Стелла. – Она не выдержала здесь и суток, когда умерли ее родители, а теперь она возвращается? И насовсем?

– Вероятно. Ну, меня-то она убеждала в другом. Говорила, что не намерена гнить в этой дыре.

– Ей не удалось прославиться в Париже и стать звездой. Ты помнишь? Она нам все обещала.

– Да, она даже говорила, что новости о ее жизни мы будем узнавать по телевизору.

– Известность обошла ее стороной. Однако в наше время надо постараться, чтобы ее избегнуть!

Девушки улыбнулись, глаза их потеплели.

Потом Жюли схватила блестящую тяжелую гайку и принялась подбрасывать ее на ладони. Стелла напряглась: когда Жюли поигрывает железками, это означает, что она в каком-то затруднении. Не решается что-то сказать.

– Там еще одна непонятная вещь, Стелла…

– Какая же?

Жюли смущенно опустила голову.

– Не знаю, должна ли я тебе это рассказывать…

– Давай уж, я готова.

– На вокзале ее встречал Рэй.

– Рэй?

– Да. И похоже, весь ее багаж он таскал сам. И погрузил его в свою машину…

Вечером в комнате матери Стелла монотонным голосом дочитала книгу. Ей в общем и целом было наплевать на историю Скромного Юноши, она все прокручивала в голове, как Тюрке с Жеромом шушукались на «Железке», думала о Виолетте и Рэе, но все равно старалась читать повыразительней. Скромный Юноша потерял свою любовь, Кэри Грант уехал в Америку, оставив ему на прощание записку. Ему не хватило смелости сказать в лицо, что он уезжает. У Скромного Юноши было разбито сердце. Он бесцельно блуждал по городу. Он весь превратился в руку, протянутую к невидимке. К человеку, который его бросил.

Леони вздохнула:

– Ах, значит, и его, и его…

– Что и его? – спросила Стелла, поднимая голову от последней страницы. – Почему ты так разнервничалась, мам?

– И его тоже покинули…

– Ну такова жизнь, мам, ничего не поделаешь, бывает…

– Я знаю. Но все равно это очень грустно.

Она выглядела такой же несчастной и потерянной, как персонаж из книги.

– Но это ведь всего лишь роман, – попыталась втолковать ей Стелла. – Выдуманная история.

– История как из настоящей жизни. Мне очень понравилась эта книга. А уже все, это конец?

– Да. Осталась только страница с благодарностями от автора. Но мы, может быть, это опустим?

Ей хотелось поскорей забрать Тома. Нехорошо будет, если вдруг Тюрке взбредет в голову смотаться на ферму. Там, правда, остались собаки, и это ее немного успокаивало.

– Нет, прочитай мне их, пожалуйста. Может быть, она расскажет, что произошло со Скромным Юношей после этого? Иногда ведь авторы что-то рассказывают в послесловии о своих персонажах, особенно если они списаны с реальных людей.

Стелла вновь взяла в руки книгу и прочла:

«Прежде всего я посвящаю эту книгу моему отцу, Люсьену Плиссонье, умершему 13 июля 1977 года, когда во всем Париже взрывались петарды и гремел салют. Ему было сорок лет. Он был добрым, нежным, честным, благородным, это был мой папа, и я любила его. Он дал мне силу жить, силу сопротивляться бедам, силу писать книги и силу стать такой, какая я сейчас. Мне не было и десяти лет, когда он ушел, но он оставил во мне неизгладимый след.

Еще я хотела бы поблагодарить…»

Стеллин голос прервало рыдание, мать заплакала, да так горько, так жалобно, словно рвалась на части. Леони держалась за грудь и всхлипывала: «Люсьен, Люсьен, Люсьен!»