Алексей Слаповский - Они

Есть, конечно, секретарша Надя, милейшая и исполнительнейшая женщина, и она, конечно, фильтрует звонящих: большинству отвечает, что Арсений Петрович в настоящий момент отсутствует или занят, а персон особо важных просит подождать, связывается с Софьиным и далее поступает в соответствии с его распоряжениями: соединяет или не соединяет. Она мастер в своем деле; это вообще главное качество, за которое ценятся секретарши: умение с лету, с первых слов звонящего понять, кому, как и что ответить. Нельзя же всем отказывать, равно как и нельзя соединять со всеми подряд. Но сегодня и Надя растерялась от такого количества звонков по поводу задержанного Ю. И. Карчина. Большинство она все-таки на свой страх и риск отшила, а с остальными Арсению Петровичу пришлось объясняться. И с каждым новым объяснением его раздражение росло. Он созвонился с Шиваевым, чтобы выспросить о нюансах и частностях, узнал их и после этого говорил с ходатаями уверенно и четко.

— Дело в производстве, прошу не беспокоиться. Подробности? Никаких секретов: избил пожилого человека и устроил дебош в милиции... Недоразумение? Отнюдь. Есть свидетели, есть протоколы... Отпустить? На каком основании? Мелочь? Я так не считаю... Послушайте, давайте без экивоков: вы предлагаете не считать преступление преступлением?.. Хотелось бы знать, какой смысл вы вкладываете в выражение «мы с вами свои люди»? Вы разве из системы прокурорского надзора? Я не расследую, этим занимаются другие люди! Но меру пресечения выбираю я!

В последнем пункте Арсений Петрович слегка лукавил, рассчитывая на юридическую неграмотность телефонных собеседников: под расписку о невыезде задержанного может отпустить и следователь. У него, само собой, возникнут неприятности, будет служебное разбирательство, но — не более. Однако Шиваев этой возможностью пользоваться не собирается.

При этом Софьин с некоторым удовлетворением чувствовал себя этаким крючком-законником, сухим, даже черствым — каким на самом деле всегда виделся ему идеальный прокурор, для которого не существует ничего, кроме буквы закона. Русскую эту ментальность, что де судить надо не по закону, а по совести, давно пора выбросить на свалку. По совести? По чьей, простите, совести? Закон один, записан черным по белому. А совести одной на всех нет, она нигде ничем не записана — если не считать заповедей в различных священных книгах. Да и там заповеди, надо заметить, иногда весьма отличаются.

Конечно, жизнь сложна и разнообразна, Арсению Петровичу за долгую практику не всегда случалось приблизиться к идеалу, но по крайней мере старался: и вот уже пенсия на носу, а чего-то такого, за что было бы смертельно стыдно, за плечами Софьина нет. Возникают просто иногда необоримые обстоятельства, когда ничего нельзя поделать.

В довершение всего в приемную самозванно вперся адвокат Ясинский. Личность известная, мелькающая на страницах газет и даже в телевизоре. Выступает на громких процессах, защищая интересы известных политиков и богачей. Мог бы стать собственным адвокатом какого-нибудь миллионера и славно жить на твердые проценты (такая сложилась практика: личный адвокат получает с годового дохода клиента именно определенный процент; не худо устроились!). Но Ясинский еще молод, честолюбив, еще не натешился славой, коловращением рядом со многими знаменитостями — ну и наращивает себе цену, чтоб если уж стать чьей-то собственностью, то владельца выбирать не из последних.

Софьин адвокатов не любит, он подозревает, что у большинства их них, особенно удачливых, очень быстро появляется что-то вроде профессионального заболевания: абсолютная уверенность в том, что не существует закона, который нельзя вывернуть наизнанку, сопряженная с фантастической фанаберией. Да еще абсолютная востребованность: в преступном обществе, деморализованном сверху донизу, вдоль и поперек, адвокаты не остаются без дела.

Софьину стало даже интересно, чего это он приперся и что будет говорить. Велел Наде впустить нахала. Артподготовка была серьезной, думал он, какова теперь будет атака?

Ясинский выглядел раздраженным и даже обиженным. Он явно занялся этой мелочью по просьбе кого-то, кому по каким-то причинам не мог отказать. И вот теперь вольно или невольно надо поддержать репутацию, добиться положительного результата. Софьин выслушал Ясинского, чтобы понять, какой именно результат требуется. Выяснилось: всего лишь хотят, чтобы Карчина выпустили под залог или расписку. Ясно. Не скрывая, надеются, что, вызволив подопечного, не дадут ему уже вернуться.