Алексей Слаповский - Они

— Так бы и сказала.

Полина пошла к выходу (ее работа закончилась), но остановилась, обернулась:

— Ты бы полечился, Вася. Может, где лечат от тупости.

— А зачем? Быстро соображать вредно.

— Это почему?

— Да потому. Допустим, что-то такое происходит. В нашей жизни всегда что-то происходит, — пояснил Вася, то ли не надеясь, что Полина поняла, то ли и ее считая туповатой. — И происходит быстро. И сообразительный говорит: ага, я сделаю это и это. И делает. А я чешу репу. Но пока он делал, все в жизни поменялось. И оказывается, он поспешил, зря сделал. А я хоть и чесал репу, оказался прав. Поэтому я умней, хоть и тупой.

— Интересно, — сказала Полина. — Есть о чем подумать.

— Подумай.

Тут у Полины зазвонил телефон.

Она удивилась, увидев, что звонит брат. Это бывает очень редко.

Они с Полиной почти не общаются. В детстве еще как-то что-то было, а года три или больше — нет тем для разговоров, нет пересечений. Вернее, темы, конечно, есть, но оба опасаются: начнется спор — неприятно, возникнет согласие — тоже проблема: надо говорить о чем-то дальше, продолжать дружбу, вспомнить о родственности, а она обоим мешает, оба мечтают уйти из дома и пожить в одиночестве.

Гоша звонил по следующему поводу: на каком-то вокзале изловили Килила. Поместили в детский приемник-распределитель, но все данные о нем есть (по ним и поймали), в том числе адрес и телефон. Позвонили домой, там оказался Гоша. Сказали, что могут выдать ребенка родителям. Гоша сообщил, что родителей нет, но может забрать он, старший брат. Спросили, сколько ему лет, объяснили: не положено, Гоша несовершеннолетний. Поэтому Гоша и позвонил Полине. Она совершеннолетняя сестра, ей Килила выдадут, не будет же он там дожидаться, пока мать приедет.

Договорились встретиться у метро, откуда до этого самого распределителя можно дойти пешком.

Они очень давно не ходили вот так куда-то вместе, было даже немного неловко. Полина вдруг подумала, что окружающие могут принять брата за ее молодого человека и удивятся: слишком молод для нее этот молодой человек. Гоша думал почти в унисон: в кои-то веки он идет с красивой девушкой, и та сестра, и окружающие наверняка об этом догадываются. Поэтому они стали говорить о деле: люди, говорящие о деле, не выглядят близкими.

— Значит, Килька все-таки собирался куда-то уехать, если на вокзале поймали? — спросила Полина.

— Наверно.

— То есть, получается, все-таки украл он эти деньги?

— Черт его знает.

— Неужели вот так с деньгами и поехал?

— Вполне мог.

— Значит, у него их наверняка отобрали.

— Скорей всего. Хотя, не дурак же он, — сказал Гоша. — Зачем ему брать все деньги? Этот обокраденный заявил, что десять тысяч долларов там было. Килька, наверно, спрятал, а сколько-то взял с собой. Я бы так сделал.

— Ему двенадцать лет, он совсем ребенок.

— Хитрый ребенок, я-то его знаю. То притворится, будто ему лет восемь, то такой умный становится, будто пятнадцать. Мать звонила, кстати, — вспомнил Гоша.

— Откуда?

— Из деревни, сказала, что Геран скоро приедет, а она останется там дня на три.

— Ясно. А если Килил опять убежит?

— Он и при матери убежит, какая разница?

— Зачем они тогда его отпускают?

— А куда его? В колонию?

— Не хотелось бы.

Полина замолчала, думая о том, зачем Кильке столько денег. Вот взять бы у него взаймы с отдачей. Исполнится ему восемнадцать, она вернет с процентами. Через шесть лет она наверняка будет богаче, чем сейчас. Намного. (Если жива останется, подумала Полина, но не всерьез, а по привычке.) А на десять тысяч можно отлично свою жизнь устроить: снять квартиру, а потом... Сначала снять квартиру, а потом будет видно. В конце концов, обнаглеть, найти мужчину не слишком противного и устроиться при нем на четких материальных условиях.

Гоша тоже думал о деньгах. О тех пяти тысячах, которые нужны для вступления в ПИР.

Килила им выдали не сразу. Какая-то тетка в милицейской форме, крашеная блондинка, сначала расспрашивала их, потом позвала за собой, начали ходить по коридорам и кабинетам, тетка скрывалась за дверьми, говоря: «Посидите!» — приходилось сидеть и ждать. Наконец позвала в собственный кабинет с табличкой «Инспектор по делам несовершеннолетних Самсонова М. И.» Туда привели и Килила.

— Вот что, — сказала Самсонова Килилу. — Отдавать тебя вообще-то не следует. Ты, я вижу, опять убежишь. А?

— Не убегу! — шмыгнул носом Килил, показывая, что он готов и заплакать, если надо. Килил давно понял, что взрослые любят, когда перед ними раскаиваются и жалобятся, хоть и редко верят раскаянью и жалобам. Но это их успокаивает, им начинает казаться, будто они сделали все, что могли.