Я повиновался, но потерпел полную неудачу. Сеял мельчайший дождик, и было так темно, что во всех окнах колледжских зданий, мимо которых я проходил, направляясь к третьему двору, горел свет. На мгновение я поднял глаза на окна Тома Орбэлла. Я готов был голову дать на отсечение, что они тоже были освещены. Но когда я поднялся наверх, дверь в его помещение оказалась запертой. Я постучал и громко окликнул Тома. Ответа не последовало. У меня закралось сильное подозрение, что он видел, как я подходил.
В бессильной злобе я стоял и смотрел на табличку над дверью: «Доктор Т. Орбэлл». Новенькие буквы поблескивали в полумраке неосвещенной площадки. Я вспомнил, что прежде здесь висела потускневшая табличка с именем Дэспера-Смита — старого священника и большого ханжи, который около пятидесяти лет пробыл членом совета колледжа. Я стоял, чувствуя, как меня охватывает ярость с примесью отвращения, и почему-то мне казалось, что ярость, которую я так долго таил в себе, направлена против этого давно умершего старика, а не против Тома Орбэлла, заставившего меня стоять под дверью.
Как бы то ни было, Тома я повидал еще до наступления вечера. Я был приглашен к миссис Скэффингтон на чай, который оказался точной копией званых чаев, бывших в Кембридже когда-то в большой моде. Но это было еще далеко не самое странное. Начать с того, что Скэффингтоны жили в одном из двухэтажных домиков за стеной колледжа, которые во время оно занимали слуги. Зачем им понадобилось жить там, я просто не мог себе представить. Оба они были люди со средствами. Может быть, по мнению Скэффингтона, члену-сотруднику приличествовало жить именно в таких условиях? Если да, то они несколько промахнулись, так как их крошечная гостиная была обставлена явно родовой мебелью и над ней уже восхищенно ахали гости. Шэратон? — спрашивал кто-то, и миссис Скэффингтон скромно, подтверждала: «Нужно же на чем-то сидеть».
По стенам были развешаны картины, однако они вряд ли перекочевали сюда из родовых галерей, и я вспомнил, что, по слухам, Скэффингтон увлекается абстракционистами. У него был Зиккерт, недавний Пасмор, Кокошка, одна картина Нолана.
Итак, в гостиной, размерами меньше чем клетушки, памятные мне с детства, проведенного на задворках, мы сидели на шэратоновских креслах, пили китайский чай и ели, намазывая маслом, сухарики из сдобного хлеба. Не менее странным был и подбор гостей. Раньше я предполагал, что Скэффингтон хочет обсудить со мной положение дел и что присутствовать будут только его единомышленники. Но нет — там был и Том Орбэлл, возбужденный, так и сыпавший комплиментами, и миссис Найтингэйл с миссис Инс, хотя и без мужей. Для равновесия Айрин была приглашена тоже без Мартина. Может быть, миссис Скэффингтон считала своим долгом объединить колледж? Вполне возможно, думал я. Не из политических соображений и, уж конечно, не из сомнения в правоте дела, которое защищал ее муж: тут она так же, как и он, была непоколебима. Вполне возможно, однако, что делала она это из чувства долга — самого настоящего твердолобого чувства долга, какое испытывает помещик по отношению к своим арендаторам.
Говардовского дела разговор не касался. Вертелся разговор главным образом вокруг вереницы имен. У меня создалось впечатление, что все присутствующие играют в чисто английскую разновидность детской карточной игры «Счастливые семейки». Кто-то назвал своего знакомого гвардейца; миссис Скэффингтон тут же козырнула знакомством с командиром одного из лучших полков. Имена поместной знати, имена людей титулованных, прославленные имена… Они на все лады скандировали их, как будто заколдованный круг был крошечным и удержаться в его пределах можно было, только без остановки повторяя эти имена в унисон. И, однако, громче всех скандировали как раз те, кто мог свободно обойтись без этого. Подлинность аристократического происхождения Скэффингтона не подлежала сомнению. Том был сыном викария. Айрин — дочерью военного. Выяснилось, что миссис Инс, которая мне скорее нравилась, училась в одной из привилегированных школ. Сам я никогда об этом не догадался бы. Она носила очки и, так же как ее муж, говорила с шотландским акцентом. Миссис Инс была жизнерадостна, очень некрасива, с приплюснутым носом и широко расставленными глазами, и было похоже, что она не против постельных развлечений.
Не скандировала имен одна лишь миссис Найтингэйл. Миссис Скэффингтон не преминула спросить ее, знает ли она таких-то?
Читать дальше