Чарльз Сноу - Дело

— Неужели нужно начинать болтать, лишь только до ушей дойдет очередная сплетня? Неужели этому дураку Скэффингтону было так уж необходимо выбалтывать всю историю, прежде чем мы сами успели разобраться в ней? Неужели никто из вас не соображает, что иногда полезно придержать язык?

— Как ты не понимаешь, что Конни Найтингэйл — хороший человек. Они с Ханной могут как-то воздействовать…

— Они это и так сделали бы, так что незачем тебе было начинать уговаривать их в совершенно неподходящий момент.

— Почему ты так уверен, что, кроме тебя, никто не способен определить — какой момент подходящий и какой нет?

— Потому что вижу, как все вы из кожи лезете вон, чтобы влипнуть в скверную историю.

— Знаешь что! — с яростью сказала Маргарет. — Ты, по-видимому, считаешь, что эту игру ты разыграешь сам, как хочешь. Черта с два! Не выйдет! И будет лучше, если ты сразу же поймешь, что ты ее разыгрывать сам не будешь…

Более спокойно, чем она, но и гораздо злее, Мартин сказал:

— Это бы меня вполне устроило.

На следующее утро, двадцать восьмого, Мартин был, как всегда, невозмутимо спокоен. Без лишних и пространных слов он тем не менее извинился перед Маргарет, спросив, хватит ли у нее терпения присутствовать на его «конференции» с Джулианом Скэффингтоном.

— Насколько я помню, ты проявила к этому делу некоторый интерес, — позволил он себе заметить, без улыбки, но с искоркой в глазах.

Скэффингтона ждали в десять, а к вечеру мы с Маргарет должны были вернуться в Лондон. Утро было яркое — солнечный антракт в веренице пасмурных, ветреных дней, — и дети играли в саду. Было так тепло, что мы оставили балконные двери открытыми настежь, и голоса детей доносились к нам с противоположного конца длинной лужайки, где они играли среди кустов в пятнашки. Роса лежала на траве тончайшей сияющей пеленой, и черные, резко выступающие на ней следы напоминали диаграмму из детективного романа.

Скэффингтон явился пунктуально, с первым ударом часов; при виде неряшливой обстановки, в которой он нас застал, во взгляде его промелькнуло не то отвращение, не то жалость: Айрин еще не успела убрать после завтрака стол, стоявший возле выходившего в сад окна гостиной; на мне был свитер, а не пиджак… Сам же Скэффингтон стоял перед нами великолепно одетый и подтянутый, причесанный волосок к волоску; в синем галстуке красовалась булавка, здоровый румянец играл на щеках. Не успели мы отойти от стола, как он уже приступил к делу.

— Должен признаться, — сказал он Мартину, — что я просто не могу найти общий язык кое с кем из этих господ.

— С кем именно?

— Вчера вечером я обедал в профессорской. Кроме меня, там были еще только двое. Я сказал им, что говардское дело нужно будет пересмотреть.

— Сказали-таки? — прервал Мартин.

— Мне непонятно, зачем ходить вокруг да около, — ответил Скэффингтон. — Ну так вот, один из этих господ — оба они из самых молодых членов — сказал, что, для того чтобы добиться пересмотра, потребуется поддержка большинства членов колледжа. И знаете, что он добавил?

Мартин отрицательно покачал головой.

— Он имел наглость заявить мне, что не испытывает особого желания участвовать в этом.

— Кто же это был?

— Ну этот самый — Орбэлл.

Айрин даже взвизгнула от удивления. Маргарет обменялась со мной взглядом. Мартин заметил со своей обычной выдержкой, без тени раздражения:

— Вам не следовало забегать вперед — вот что я скажу. Заняться Орбэллом лучше было бы попозже.

— Погано вышло, — сказал Скэффингтон. — Сожалею. Ход явно неудачный.

— Между прочим, — продолжал Мартин, — насколько я знаю, вы позавчера вечером разговаривали с Найтингэйлом. Мне казалось, что мы условились отложить это, пока сами не обдумаем всего как следует.

— Да, я говорил с ним. И об этом не сожалею. Он ведь тоже член комиссии. Уже после разговора с вами я решил, что обязан сказать ему. Этого требовала простая порядочность.

— Полагаю, что простая порядочность этого требовала, — сказал Мартин равнодушным тоном. На секунду я увидел, как мелькнул на его лице отблеск вчерашнего гнева. Но он знал, когда остановиться. Он прекрасно понимал, что упрекать теперь Скэффингтона бесполезно. Дело было сделано. Мартин довольствовался тем, что заметил:

— Знаете, вы ведь только сами себе портите.

— Ничего не поделаешь.

— Но вы-то отдаете себе отчет в том, что задача будет не из легких?