Чарльз Сноу - Дело

— Для вас, Эллиот, у меня припасена бутылка белого бургундского, — сказал он мне, — я подумал, что после всех ваших трудов оно вас может подбодрить. А ты, Поль, если память мне не изменяет, к нему всегда был более чем равнодушен? Так, кажется?

Память не изменяла Брауну. Яго попросил глоточек виски.

— Думаю, что это осуществимо, — ответил Браун, выходя в соседнюю комнатку. Он принес оттуда бутылку виски, сифон и кувшин с водой и поставил все это около Яго.

— Ну так, теперь, кажется, все довольны! — сказал Браун, усаживаясь в кресло. Он сказал Яго, что тот хорошо выглядит. Осведомился о его саде. Подобно американскому бизнесмену, он готов был до бесконечности обмениваться любезностями, прежде чем приступать к делу. Пусть кто угодно заговаривает о деле первым — он не намерен этого делать. Однако состязания на выдержку не состоялось. Яго все равно проиграл бы его, но он и не собирался в нем участвовать. Очень скоро он улыбнулся и сказал:

— Я сегодня многое узнал об этой истории.

— Да?

— И о том, что произошло во время заседания суда… Я, конечно, ни на минуту не сомневаюсь в точности рассказа Эллиота.

— И в этом, — вставил Браун, — ты, безусловно, прав.

Внезапно тон Яго стал резким.

— Правильно ли я понял, Артур, — он пригнулся вперед, — что с самого начала ты видел это дело через призму своего отношения к людям? То есть исходил из своего представления о людях, замешанных в нем?

Умение Брауна оттягивать ответ на прямой вопрос изменило ему на этот раз.

— Допустим, что так, — сказал он.

— Ты всегда смотрел на все с этой точки зрения.

Яго говорил ласково, но веско, как человек, который знает, что говорит, и считает, что ему дает на это право их былая дружба и прошлое, которого никто из них не забыл, словно как когда-то в молодости, Браун все еще находился под его влиянием. Обратись я к Брауну с теми же словами, они не имели бы той убедительности.

— Не нахожу, — сказал Браун, — чтобы такая точка зрения была совсем неправильна.

— Да, но на этот раз она могла заставить тебя поступить совсем неправильно.

— Ты не можешь ожидать от меня, чтобы я согласился с тобой, Поль.

— Я отдаю тебе должное. — В свои слова Яго вложил всю силу убеждения, на какую был способен, вместе с тем в них чувствовалось желание сделать больно, — ты никогда не страдал самомнением, и единственно, что ты в себе переоценивал, это свое умение судить о людях.

— Я никогда не переоценивал свои возможности на этот счет.

— Разве?

— Надеюсь, что нет, — сказал Браун.

— Больше, чем ты думаешь, Артур, больше, чем ты думаешь!

— Только дурак может претендовать на то, что он хорошо разбирается в людях.

— Только дурак, — парировал Яго, — претендует на это открыто. Однако я знавал умных людей, в том числе и тебя, которые в душе уверены в этом.

— Могу повторить только: я надеюсь, что это неправда.

— Не уверил ли ты себя с самого начала в том, что Говард не может быть невиновен?

— Это не совсем честный прием, — твердо ответил Браун. — Но я все-таки тебе отвечу. Подойдем к этому с другой стороны, — все, что я знаю об этом человеке, заставляет меня думать, что он мог совершить такой поступок.

Яго улыбнулся многозначительно и понимающе.

— А как насчет Найтингэйла? Не уверил ли ты себя с самого начала в том, что Найтингэйл непогрешим? Не пропустил ли ты сознательно мимо ушей заявление Гетлифа? Не убедил ли ты себя в том, что верить ему нечего?

— Мне было бы чрезвычайно трудно поверить тому, что он сказал.

— Почему же так уж трудно?

Темный румянец Брауна сгустился еще больше. Впервые за сегодняшний вечер разозлившись, он резко сказал:

— Мне об этом даже говорить противно — до того все это притянуто за уши.

— Всегда ли ты был так уверен в непогрешимости Найтингэйла?

Снова Яго говорил спокойно, но веско, как человек, который знает, о чем говорит. В прошлом, когда Браун был его лучшим другом и старался провести его в ректоры, испортил им все дело — так по крайней мере думали они тогда — Найтингэйл.

Браун ответил не сразу.

— У тебя достаточно причин не любить его, Поль. — Он снова помедлил. — Но мы никогда, даже в те времена, не допустили бы мысли, что он способен на это…

— Я считал его способным на что угодно, — сказал Яго, — и продолжаю считать.

— Нет! — К Брауну вернулись его уверенность и упрямство. — Так думать о нем я не могу.

— Сейчас, оказывается, ты куда более слеп, чем был когда-то…

— Не думай, пожалуйста, что я так уж им очарован. Скажу тебе откровенно — отношения у нас с ним более чем прохладные. Но я не могу не сделать всего, что в моих силах, для человека с таким прошлым.