Чарльз Сноу - Дело

Он говорил так, как будто перед его мысленным взором открылась какая-то картина.

— Вы помните эту страницу? — спросил я.

— Мне кажется, что помню. Да!

— Как же она тогда выглядела?

— Не так, как сейчас.

Все были поражены. Хотя я сразу же задал ему следующий вопрос, удивлен я был не меньше остальных.

— Как же тогда?

— Здесь была фотография, занимавшая верхнюю половину страницы.

— Какая фотография?

— Нисколько не похожая на ту, что приведена в диссертации Говарда. Никаких неправильностей я в ней не обнаружил.

— Что же вы сделали тогда?

— Да просто взглянул на нее. Ничего интересного она собой не представляла.

— Вы утверждаете, что в фотографии не было ничего поддельного. А как насчет подписи к ней?

— Я был слишком занят, чтобы задумываться над этим.

— Слишком заняты?

— Да, слишком занят. — Он повысил голос.

— Вы только взглянули на эту фотографию? Нижняя половина страницы выглядела так же, как сейчас? — Я пододвинул к нему тетрадь.

— Да.

— Вы взглянули на фотографию? А что вы сделали после этого?

Он в упор посмотрел на меня. Затем сказал:

— Положил, конечно, тетрадь назад вместе с остальным досье Пелэрета, только и всего.

Накануне вечером, захваченный бурной вспышкой его чувств, я не знал, чему верить. Так и сейчас, глядя на чистую страницу, я потерял вдруг всякую способность разбираться в фактах. Я прекрасно представлял себе, как декабрьским утром он так же смотрит на эту страницу и видит перед собой либо прочно приклеенную фотографию, либо пустое место, после того как он вырвал ее. То и другое было одинаково вероятно и невероятно. Мне приходилось испытывать подобное головокружительное состояние в молодости, когда я выступал в уголовных процессах, и позднее, когда официальное положение уже ограждало меня от всех неприятностей; испытывал я его иногда и ослепленный вспышкой внезапного подозрения. Каким-то образом, углубляясь в факты, в простые, естественные факты преступления, вы вдруг замечали, что теряете ясное представление о человеке, в жизни которого они сыграли определенную роль, перестаете понимать его.

Погрязнув в фактах преступления, вы готовы поверить чему угодно. Факты гипнотизируют; факты кажутся безличными, факты кажутся невинными, когда вы рассматриваете их. Точно такими видел их и человек, совершивший преступление. Если Найтингэйл выдрал из тетради фотографию, это могло показаться ему совсем простым, невинным поступком. Могло показаться, что несправедливо подымать из-за этого столько шума. И не только возможно, а очень легко было начисто забыть об этом впоследствии (я знал многих, кому это удавалось, включая меня самого, когда мне случалось совершать поступок, вредивший кому-то), забыть именно потому, что сам по себе поступок казался таким безобидным.

— Вы хотите сказать, что, когда вы положили тетрадь назад, фотография была на месте?

— Конечно, я хочу сказать именно это! — в бешенстве крикнул Найтингэйл.

— Но когда тетрадь была открыта следующий раз, оказалось, что фотография исчезла?

— Так по крайней мере мы слышали.

До этого момента я ничего не мог вытянуть из Найтингэйла. Внезапно я увидел, что он рассвирепел и снова вращает глазами от злости.

— Извините, — сказал я. — Может быть, я неправильно понял. Ведь вслед за вами просматривал тетрадь Скэффингтон?

— Так мне говорили.

— Да, но когда он просматривал тетрадь, фотографии на месте уже не было?

— Мы много слышали, — сказал Найтингэйл, — о том, что никто не делает никаких заявлений, направленных против кого-то определенного. Так давайте же все играть в эту игру. Я не собираюсь делать заявления, направленного против кого-то определенного. Но почему бы кому-нибудь из говардовских друзей было не вытащить из тетради этой фотографии? Подлинной, неподдельной фотографии? Просто для того, чтобы снова заварить всю эту кашу? Для того, чтобы — чего уж там в прятки играть — тыкать пальцем на меня?

— Но ведь это мог быть только Скэффингтон?

— Это сказали вы. Я ничего не говорил.

— Но разве можно назвать его одним из говардовских друзей?

— Это вам лучше знать. Я тут ни при чем.

— Можете вы представить себе, чтобы Скэффингтон пошел на такое дело ради кого бы или чего бы то ни было?

— Кое-кто представлял себе, что подобный поступок могу сделать я. Не так ли?

Было уже около двух часов. На этом я закончил. Как только заседание суда возобновилось после завтрака, мне стало ясно, что хотя я еще не прорвал оборону, но кое-чего я все-таки добился. Доуссон-Хилл всячески старался сгладить впечатление от обвинения, которое в последние пять минут утреннего заседания выдвинул Найтингэйл против Скэффингтона. Обвинение было совершенно дикое, и Доуссон-Хилл, допрашивая Найтингэйла, в сущности, старался вбить ему, что он должен пересмотреть его и взять назад.