Чарльз Сноу - Дело

— Что же вас останавливает? — спросил Том.

— Я не уверен, что мы имеем на это право.

— Вы не считаете возможным, что Найтингэйл вытащил эту фотографию из… — Скэффингтон повысил голос.

— Разве вы не помните, что именно Найтингэйл был больше всех настроен против Говарда, — поддержал Том.

— Да, я считаю это возможным, — ответил Мартин Скэффингтону. — Но твердого убеждения, что это действительно было так, у меня нет.

— Я, увы, считаю, что это вероятно по крайней мере на девяносто процентов, — сказал Фрэнсис.

— А я этого не считаю, — ответил Мартин. — Я знаю, вы никогда не доверяли Найтингэйлу. Так же, если не больше, не доверяешь ему ты, — он повернулся ко мне. — После всего того, что я слышал от тебя, было бы странно, если бы это было иначе. Но ты ведь, кажется, вообще не веришь, что люди могут искренне стремиться что-то исправить в своей жизни? Я знаю, что Найтингэйла очень многие не любят, не говоря уже о тебе. Он человек ограниченный, недалекий, не признает никого, кроме себя и своей жены. И все же мне кажется, что он действительно старался стать порядочным членом общества, и я не собираюсь вышвыривать его за борт, если не буду абсолютно уверен в том, что это действительно дело его рук.

Из всех четырех, думал я, Мартин человек наиболее реалистичный. И тем не менее допустить, что Найтингэйл оказался способен на такой поступок, смогли именно такие высоко принципиальные люди, как Скэффингтон и Фрэнсис, которых никто никогда не подозревал в каких-либо сомнительных делах. Тогда как Мартин — человек, видавший виды и довольно просто смотревший на жизнь, этому поверить не мог. Может быть, это объяснялось тем, что, столкнувшись лицом к лицу с чем-то из ряда вон выходящим, реалисты иногда теряются, словно пред ними предстал жираф, и они никак не могут поверить, что такой существует. Или тут крылось что-то личное? В своем желании убедить нас, что Найтингэйл действительно изменился к лучшему, Мартин, проявив горячность, для себя необычную и удивившую всех нас, быть может, всего лишь утешал себя? Потому что ведь и он когда-то, без сомнения, стремился многое изменить и исправить в своей жизни.

— Я считаю, что Мартин говорит дело, — сказал Фрэнсис, — однако…

— Послушайте, — вскричал Том с решимостью в глазах, выставив вперед подбородок, с притворной веселостью, которая у него иногда мгновенно переходила в злость. — Из слов Люиса надо понимать, что нам предлагается следующий выбор. Либо нужно заронить подозрение насчет Найтингэйла — подозрение, по-моему, вполне обоснованное и его давно уже надо было высказать, — либо предоставить им окончательно потопить Говарда. Что вы скажете на это, Мартин? Так или нет?

— Выбор трудный, — сказал Мартин.

— Тем не менее сделать его придется.

— Что касается меня, — ответил Мартин совершенно откровенно, — то я считаю, что в говардовском деле нужно положиться на судьбу.

— Согласиться на это я не хочу и не могу, — сказал Скэффингтон.

— Значит, вы, Мартин, согласны отойти в сторонку и спокойно наблюдать? — сказал Том.

— Нет, — сказал Фрэнсис. — Боюсь, что мне придется выбрать другой путь. А как ты, Люис?

— Я с тобой, — сказал я.

Итак, этот вопрос был решен. Теперь я подошел к самой трудной части. Кто возьмется «заронить подозрение»? Я сказал им, что самому мне делать это бессмысленно: я объяснил им причины, которые обдумал накануне вечером. Помимо всего прочего, в прошлом у нас с Найтингэйлом были очень скверные отношения. Правда, это было давно, но люди, вроде Брауна, таких вещей никогда не забывают. Согласны ли они со мной?

Все кивнули. Лица у них были нахмуренные и недовольные. Они понимали, к чему все это клонится.

— Следовательно, это должен быть кто-то из нас? — спросил Том.

— Да, — ответил я. — Подозрение должно будет выплыть наружу, когда я завтра буду опрашивать одного из вас.

Том Орбэлл произнес только одно слово:

— Кого?

Наступила длительная пауза. На западе небо стало теперь светлым, прозрачно-зеленым, где-то над крышами колледжа переходившим в голубовато-лиловое.

— Не скажу, чтобы мне это улыбалось, — сказал Скэффингтон, — но, ничего не поделаешь, придется.

— Я ведь недостаточно разбираюсь во всех тонкостях дела, — сказал Том. Он был рад остаться в стороне и в то же время немного разочарован.

Из них всех Скэффингтон был последним, на ком бы я остановил свой выбор. Он не имел веса. Он так энергично возглавлял и представлял всюду говардовскую партию, что его не желали больше слушать. Старейшины попросту отмахнулись бы от него, приняв его заявление за очередной, последний, выпад.