Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

— У нас на сегодня разработан следующий план. Мы хотим, чтобы ты посидел на двух-трех уроках и послушал наших учеников, а потом устроим общее собрание, и ты поговоришь с ними…

— У нас уже есть опыт таких встреч, — добавил завуч. — Они всегда приносят хорошие результаты, после них ученики начинают серьезнее относиться к занятиям. Вот почему мы и решили тебя побеспокоить…

— Прекрасно! — воскликнул Джовдат. — А для нас, бывших учеников этой школы, посидеть на уроке и вспомнить свои школьные годы немалая радость!

— Тогда не будем задерживаться и пойдем на урок к Гашам-муэллиму, решительно сказал директор, указывая на преподавателя химии. — Тем более что именно ему принадлежит инициатива сегодняшней встречи.

Услышав свое имя, Гашам-муэллим вскочил с мальчишеской проворностью и, сунув под мышку наглядные пособия, гостеприимным жестом показал на дверь: Милости прошу!

Вугар и Джовдат первыми последовали за ними. Когда они поравнялись с преподавателем литературы, тот быстро шепнул:

— А потом прошу на урок литературы! — И громко добавил: — Литература тончайший ключ, открывающий сокровища человеческой души! Не великие ли классики наши вдохновляют людей на труд и на подвиги? — Он взглянул на математика и хитро улыбнулся: — Химиков, физиков и математиков в том числе! Кроме того, литература формирует эстетический вкус человека, его нравственный облик.

Но преподаватель математики был начеку. Сдвинув брови и подняв указательный палец, он немедленно ринулся в бой:

— Основа всех основ — математика! Без нее немыслим технический прогресс. Недаром Галилей говорил: «В конце природы — азбукой является математика. Только постигнув эту азбуку, ты сможешь прочесть книгу».

Литератор не остался в долгу:

— Рожденная из материнских песен, литература качала колыбель человечества! Она всегда вела и продолжает вести борьбу за чистоту человеческих идеалов. Оноре де Бальзак сказал: «Литература — искусный хирург, анатомирующий общественную жизнь человечества».

Учитель математики хитро улыбнулся, как человек, не сомневающийся в своей победе:

— А Стендаль утверждал, что больше всего на свете он любит математику, потому что в ней нет места двуличию и лицемерию…

— Русский критик и мыслитель Белинский, — не сдавался преподаватель литературы, — называл литературу великим глашатаем человеческого страдания, святым голосом, призывающим людей к братству. Развивая эту мысль, Максим Горький писал: «Литература и ее создатели являются глазами, ушами и другими органами чувств того класса, к которому они принадлежат…»

Но математик не потерял выдержки и, снова подняв указательный палец, воскликнул:

— Великий Леонардо утверждал, что ни одно исследование, если оно не зиждется на математических исчислениях, не может быть признано истинно научным…

Преподаватель литературы на несколько мгновений замолчал, задумался, но вдруг глаза его просияли, он улыбнулся, видимо, вспомнив пример, долженствующий в пух и прах разбить оппонента и утвердить преимущество литературы над другими науками. Однако произнести и слова больше не успел, — зазвенел звонок, возвещавший начало урока.

Когда вечером Вугар с огромным букетом в руках вышел из дверей школы, он вдруг ощутил странную легкость и ясную душевную бодрость, словно гора с плеч свалилась. Сердце билось ровно, на губах играла веселая улыбка, он шел быстрым, уверенным шагом.

Джовдат исподволь наблюдал за ним, ожидая, когда Вугар сам заговорит. Но он, погруженный в свои мысли, казалось, даже не замечал присутствия друга.

Пока шли по людной дороге, ведущей к школе, ни один из не проронил ни слова. Наконец, когда добрались до пустынной в этот час центральной улицы, терпение Джовдата истощилось, он остановился и спросил:

— Ну скажи, доволен ты встречей?

— Доволен?! Это не то слово, Джовдат!..

Слава аллаху! — Джовдат, подражая старикам, воздел pуки к небу и провел ладонью по лицу. — Счастлив слышать такое из твоих уст! Не то боялся — вдруг не понравится и ты станешь бранить меня за то, что потащил тебя в школу…

— Не бранить, а расцеловать тебя хочется, Джовдат. Ты совершил благое дело! Я и представить не мог, что оживут чувства и мысли, которые, казалось, навсегда угасли, что эта беседа поднимет меня в своих собственных глазах!

— А ведь не хотел идти, кокетничал, — с доброй иронией упрекнул Джовдат.

— Нет, Джовдат, это не кокетство, это был страх, стыд…