Серж Резвани - Загадка

— Да-да, — соглашается Следователь, — когда Зорн появлялся в Морском клубе, все взгляды присутствующих сразу же устремлялись на него. Этот человек обладал отталкивающим очарованием. О нем ходило много слухов. Одно очевидно: Карл Най терпеть его не мог… а Густав Зорн не пропускал ни одного семейного путешествия на яхте. Он наслаждался холодностью Карла, и часто, в Морском клубе, я замечал, как старик Най весь застывал при приближении Зорна и подчеркнуто отворачивался.

— Несмотря на это, — замечает Литературовед, — он всегда брал его на борт. Ненавидя его, он в то же время не мог без него обходиться. Уж я-то знаю, поверьте!

— Да, такое неприкрытое влечение вызывало немало улыбок.

— Ох уж этот Зорн! Какой прекрасный подозреваемый! — со смехом говорит Поэт-Криминолог.

— Вот именно! — отвечает Литературовед. — Если бы мы могли доверять своей интуиции, то выбрали бы его. Но, исходя из опыта, мы знаем, что когда всё указывает на человека…

— Это доказывает, что он не виновен.

— И все же лишь он в силу своей порочности кажется мне способным совершить это преступление.

— Порочность не может быть мотивом. Утопить столько людей и утопиться самому из-за порочности? Нет! — восклицает Следователь.

— Но все как раз наоборот! — возражает Поэт-Криминолог. — Я изучил с научной точки зрения множество преступлений, и в моей практике было, как говорится, хоть пруд пруди преступлений, где отсутствовал мотив. Преступление — уже само по себе мотив. Сколько преступников, отличавшихся артистической натурой, признавались, что не могли устоять перед возможностью побороть искушение! Воспользоваться удобным случаем. Совершить почти невероятное! Это невозможно, но я сделаю! Мы должны понимать, что желание убивать заложено в природе человека. Первобытный человек не знал, что он убивает. Он жил себе и жил. Смерть предшествовала преступлению. До преступления было убийство. Но убийство нас не интересует. Смерть не подчиняется жизни: это движется — это больше не движется! Были вдвоем — остался один. Вероятно, такова была первая реакция того, кто, встав на нижние конечности, удивленно констатировал: то, что двигалось, больше не движется. Не правда ли, потрясающее впечатление? Едва он понял, что жизнь, как в зеркале, имеет обратную сторону, то у него возникло непреодолимое желание разбить это зеркало. Вот, на мой взгляд, достаточно сильный мотив для коллективного утопления: философское убийство.

— Остается только узнать, кто из присутствующих на яхте был философом, — скептически замечает Литературовед.

— Вот именно!

— То есть кто не смог воспротивиться философскому искушению?

— Вот именно! Искушению «красоты». Это было слишком красиво, понимаете? Вокруг — необъятное синее море, сливающееся на горизонте с таким же синим небом; неподвижно стоящий «Уран», величественный, белый, похожий на айсберг. Все шестеро плавают в воде, смеются и переговариваются…

— Вы говорите шестеро, а их было семеро.

— Все правильно! Но кто-то же поднялся первым! Кто-то, нагнувшись и глядя с высоты на остальных, не смог побороть искушения убрать лестницу и самому прыгнуть за борт. Вероятно, он думал, что такой случай совершить редкое по красоте преступление предоставляется умному человеку с художественной натурой раз в жизни.

— Вы рассуждаете как эстет-криминолог, — замечает Литературовед. — То, что вы, исповедуя теорию о возможной «красоте» преступления, не смогли бы устоять в подобной ситуации, я почти допускаю, но то, что в этой семье нашелся бы хоть один, поддавшийся почти естественному, по вашему мнению, искушению, я ни за что не поверю!

— Но вы меня плохо поняли! Да, это чудовищное преступление, но неотразимое с художественной точки зрения!

— Мне кажется, вы кое-кого забываете, — перебивает его Литературовед. — К примеру, Лоту Най.

— Что? Молодую жену старика Найя?

— А чему вы удивляетесь? Я просмотрел ее дневник. Он очень странный и сложный, причем не только из-за своего стиля, но также из-за вставок и рисунков, сделанных рукой Карла! Но об этом позвольте мне рассказать позже, когда я ознакомлюсь с увеличенными фотографиями знаков, обнаруженных на корпусе «Урана».

— В таком случае пойдемте ко мне на работу! Фотографии уже готовы.

— Нет, я не могу заниматься всем сразу. Поймите, за одну ночь на меня свалилось слишком много информации. И я чувствую, что совсем утону, как только продолжу чтение.

— Лота Най, — размышляет Криминолог, — да, это соблазнительно — сделать ее подозреваемой. Ей грустно, она чувствует себя одинокой в этой семье. Предположим, что все бросаются в воду, кроме нее. Она смотрит, как они плавают вокруг яхты, и внезапно ее охватывает что-то такое, перед чем невозможно устоять: одним жестом, не требующим никаких усилий, она берет лестницу и бросает ее купающимся. Вначале все смеются, потом жутко пугаются. Ее просят спустить веревку, швартов, чтобы поднять лестницу и снова прикрепить ее. Но что делает Лота?