Владимир Тучков: Последняя почка (сборник)

Через полтора месяца Николай отправился в Сибирь, чтобы искупить вину за подготовку покушения на жизнь Сталина.

Через два с половиной месяца Ираида Штольц почувствовала недомогание, которое оказалось беременностью.

Рожать она не могла, потому что это отбросило бы ее в творческом отношении на несколько лет назад. Аборты считались уголовным преступлением. Поэтому она чрезвычайно осторожно навела справки о том, кто и на каких условиях занимается подпольной акушерской практикой.

Весь условленный день, сидя на даче, она нервно курила. И ругала себя последними словами: «Дура, ты, что ли, первая? Или последняя? Освободишься и снова за работу! Разнюнилась! Все бабы через это проходят! А ты ведь не баба какая-нибудь, а творец! Что это в сравнении с вечностью твоих творений? Плюнуть и растереть!»

К вечеру приехал доктор. Деловито распорядился поставить греть воду и принести что положено.

Узнав, что это у нее впервые, сказал, что будет больно. И приказал выпить стакан водки и мужаться.

Когда все было закончено, то она как-то абсолютно интуитивно, не слишком понимая зачем и, в общем-то, о чем, сказала слабым голосом:

– А это оставьте мне.

Доктор задумался, а потом, удивленно вскинув брови, ответил:

– Ну разумеется, разумеется.

И хотел что-то добавить, но осекся, поняв, что это будет чересчур цинично даже в такой ситуации.

Ираида Штольц, немного отлежавшись, собрала силы и вышла в сад. Собственно, это и не сад был, а полтора гектара леса с несколькими живописными полянами. Тревожно шумели сосны, пытаясь навеять ей, урбанистке до мозга костей, воспоминание о чем-то, никогда ею не пережитом. Или что-то хотели внушить.

Дальше Ираида Штольц действовала, не сообразуясь ни с мыслями, ни с чувствами, ни с представлениями о порядке вещей. Действовала, словно была муравьем. Отыскала в сарае лопату. И, обливаясь потом, выкопала на дальней поляне небольшую ямку, штыка на три. После этого доковыляла до дома, взяла тазик с этим, с трудом донесла его до поляны. Закопала.

Через три дня ей приснился сын. Не пакостное сморщенное существо, пищащее, словно створка шкафа. А выросший и сформировавшийся человек лет пятидесяти. Они молча смотрели друг на друга. Спокойно и без какого бы то ни было ажиотажа. И она просто думала: «Это мой сын. Он вырос настоящим человеком. Он моя гордость». Сын тоже думал: «Это моя мать. Я счастлив от того, что моей матерью стала Ираида Штольц. Я могу ею гордиться. И приложу все силы, чтобы быть достойным ее».

Утром она помнила своего сына до мельчайших подробностей. Поэтому ей не составило труда вылепить его скульптуру. Скульптуру сына, достойного своей матери.

Через месяц двухметрового гранитного сына вырубили на комбинате. И по ее распоряжению установили на той самой поляне. В том самом месте.

Сын навсегда остался с ней. Идеальный сын, которого не способны были испортить ни разлагающая жизнь, ни нелепая случайность, ни безжалостное течение времени. И даже дурная наследственность отца не могла оказать на него никакого влияния.

Собственно, это и был тот самый человек будущего, о котором она грезила вместе с советскими художниками в двадцатые годы, когда жизнь казалась пластичной, как гипс или пластилин.

На этом половая жизнь Ираиды Штольц не закончилась. Примерно через год, опять весной, она выбрала для сексуальных утех еще одного студента. Звали его уже не Николаем, но был он также самым талантливым ее учеником. И опять все повторилось, как и тогда. Три жарких недели – осуждение любовника по пятьдесят восьмой статье – беременность – подпольный аборт – захоронение эмбриона – явление во сне образа взрослого ребенка (на сей раз это была дочь, ясная и цельная, как «Краткий курс ВКП (б)») – изготовление двухметрового гранитного памятника – установка монумента на могиле.

Шли годы. Заматеревшая Ираида Штольц жила полнокровной жизнью, в которой было место и самозабвенной работе, и участию в управлении государством, и нехитрым женским радостям, и воспитанию подрастающей смены. И все так же втайне от слабого и никчемного человечества, которое продолжало самовоспроизводиться бездумно и случайно, словно сорная трава, она «рожала» монументы. И все так же устанавливала их на той самой, потаенной поляне, расположенной на ее даче, которую ей когда-то дали по списку, утвержденному самим товарищем Сталиным, прекрасно понимавшим, что творческие работники, находящиеся на переднем крае идеологического фронта, где выковывается основная составляющая победы над косностью человеческой материи, без чего невозможно окончательное торжество гуманистической идеи, должны жить просторно. Именно поэтому Ираида Штольц и владела полутора гектарами лесных угодий в ближнем Подмосковье, куда ее ежедневно доставлял после напряженного трудового дня персональный автомобиль. Потому что товарищ Сталин прекрасно понимал и то, что ведущие творческие работники не должны испытывать никаких бытовых затруднений, которые отвлекали бы их от активных действий на переднем крае идеологического фронта, где выковывается основная составляющая победы над косностью человеческой материи, без чего невозможно окончательное торжество гуманистической идеи.