Яшар Кемаль - Легенда Горы. Если убить змею. Разбойник. Рассказы. Очерки

Он, глядя ей прямо в глаза, процедил:

— Посмей только пикнуть!

Она рывком высвободила руку из его цепких пальцев, соскочила с арбы и метнулась в сторону дороги. Он вмиг догнал ее, попытался облапить.

— Ты что, спятил? Спятил? — Она вырвалась от него и побежала.

— Постой! — закричал он ей вслед. — У меня ведь никого нет. Ни отца, ни матери, ни жены. Арба — моя, кони — мои, а там, дома, три больших надела земли.

Женщина остановилась. Он подбежал к ней, схватил за руки. Голова у него шла кругом. Все плыло перед глазами — небо, земля, камыши.

— А ты не врешь? — спросила женщина.

— Кони — мои. И коровы у меня есть.

— И ты совсем одинокий?

— Совсем-совсем. Ни матери, ни жены…

Он потащил ее в гущу камышовых зарослей.

К тому времени, когда они вышли оттуда, ветер заметно усилился. Он взметнул пыль на дороге. Возница весело хлестнул коней.

— Н-но, детушки мои!

Отдохнувшие кони оживились. Повозка бойко покатила в густом облаке пыли.

Когда они въехали в Кирмитлы, возница придержал коней. Он обернулся к своей спутнице, глаза их встретились. Женщина и не пошевельнулась, чтобы сойти с повозки.

— Эмине, это ваша деревня.

— Да? Значит, наша деревня.

И тогда он что было сил хлестнул коней. И арба покатила по узкой и длинной, как бечева, дороге, по бескрайней долине, в сторону деревни Хемите.

Одно из наиболее важных мест любого города — мусорная свалка. Задумывались ли вы когда-нибудь о том, какое значение она имеет для города? Да это, если хотите знать, вещь наипервейшей необходимости. Я и не предполагал, что свалка имеет такую значимость, пока мне не довелось одну из них посетить. Вот тогда-то я понял, что мусорная свалка — зеркало города.

Один из самых прекрасных городов на свете — Стамбул. Тот, кто хоть разок вдохнул полной грудью стамбульский воздух, на всю жизнь подпадает под очарование этого города. Спокон веков художники воссоздают его красоту на своих полотнах, фотографы запечатлевают его достопримечательности. А сколько стихов и песен сложили о Стамбуле! Не счесть. И однако ж, признаюсь вам, ни одно из творений искусства, ни один, даже самый великий, мастер пера или кисти не смогли рассказать мне столько сокровенного об этом городе, как обыкновенная мусорная свалка.

В тяжелые времена стамбульская свалка источает удушливое зловоние мертвечины. Когда город чист, то и «ароматы» свалки почти неразличимы. Когда же город утопает в запахе цветов и благовоний, свалка тоже становится благоуханной. Вам это кажется невероятным? Но, ей-богу, я не вру, можете мне поверить: свалка и впрямь благоухает. Я знаю, что говорю.

Скажете: тоже, мол, знаток мусорных куч нашелся?! Сейчас я вам все расскажу, и вы поймете, в чем дело. Начну с того, что я обожаю чаек. Нет, не так. Не обожаю, а просто издавна питаю к ним особый интерес. Бывает, часами слежу за этими птицами. На море, на прибрежных скалах или… на городской свалке. До чего ж они занятны, эти божьи твари, такие вздорные и скандальные! Здесь нет нужды подробно рассказывать о повадках этих птиц. Когда-нибудь я займусь ими всерьез и напишу солидный труд об особенностях этих вечно прожорливых и дерзких созданий. Чаще всего чайки ведут самую непримиримую борьбу за существование именно на свалках.

Вторая причина, по которой я заинтересовался таким примечательным местом, — наш сосед Рюстем-чавуш, усатый весельчак, в котором, можно сказать, жизнь бьет ключом. Родом он из Сиваса, но вот уже десять лет, как обосновался в Стамбуле. Рюстем-чавуш — мусорщик. Года четыре назад его назначили старшим в команде мусорщиков. Тогда-то он и приобрел участок рядом с нашим домом. Первым делом он посадил там три тополя, потом обнес участок изгородью. В первую же весну за изгородью буйным цветом вспыхнула жимолость, затопляя весь наш квартал волнами пьянящего аромата. Никто из соседей, и, мне кажется, даже сам Рюстем, не заметил, как на участке появился дом. Он вроде бы вырос сам собою, вроде бы стоял здесь уже сотни лет — всегда одинаково чистенький, свежий, сверкающий светло-зеленой краской, отражающий свет тремя широкими окнами.

Вскоре появилась жена Рюстема. Она оказалась невысокой крутобедрой молодкой с раскосыми, немного навыкате глазами. Было ей лет двадцать пять. Эта женщина ни минуты не оставалась без дела. С утра до вечера терла стекла, скоблила полы, вскапывала землю в саду — короче, не могла угомониться, пока не превратила свой домик в самый аккуратный во всей округе. И хотя жилище Рюстема-чавуша со всех сторон было окружено виллами богачей, оно отнюдь не казалось рядом с ними убогим.