Яшар Кемаль - Разбойник

Хаджи взял в руки ружье:

— Разреши, мой эфе.

Чакырджалы разрешил. Одними глазами.

Хаджи выпустил пять пуль в склон горы.

— Разреши и Чобану, мой эфе.

И Чобан выстрелил пять раз. За ним и сам Чакырджалы. Вздрогнули, загудели потревоженные горы. Округлое лицо Чакырджалы раскраснелось от волнения.

Заночевали они возле родника. Хаджи хотелось спуститься к юрюкским шатрам, однако высказать свое желание он не решился. Отныне распоряжается их вожак, и его решение непререкаемо.

Проснувшись рано утром, Чакырджалы сказал Чобану, который был на карауле:

— Разбуди Хаджи.

— Слушаюсь, мой эфе.

Молча позавтракали.

— Хаджи, — сказал Чакырджалы, на этот раз без обычного обращения «дядюшка», — я думаю, нам не следует ходить в становье юрюков. Рано еще нам нос задирать, расхаживать с гордым видом: смотрите, дескать, какие мы молодцы! Сперва надо показать себя. А без этого нас и людьми-то считать не будут.

— Верно, мой эфе.

— И перво-наперво мы должны рассчитаться с Хасаном-чавушем.

— Да, мой эфе.

Послышался свист.

— Посмотри, кто там, — сказал эфе.

Хаджи встал и направился в ту сторону, откуда донесся сигнал. И сам засвистел, как было условлено. Немного погодя он вернулся с подпаском в латаной-перелатаной одежде, в чарыках [6] Чарыки — крестьянская обувь из сыромятной кожи. и в вязаном шерстяном терлике [7] Терлик — головной убор, подобие тюбетейки. . Подпасок был очень худ — кожа да кости.

— Какие новости, мой лев? — спросил его Чакырджалы.

— Здравствуй, мой эфе. Все это время я следил за чавушем.

Куда он, туда и я. А он все время бродит по деревням. Лупит крестьян. Лупит и спрашивает: «Где Чакырджалы? Где Чакырджалы?» Хаджи-эшкийа велел передать тебе: «Сейчас самое время с ним посчитаться».

— Спасибо тебе, сынок. Передай Хаджи-эшкийа поклон, — произнес Чакырджалы и, повернувшись к Хаджи Мустафе, добавил: — Парень-то совсем оборвался. Дай-ка ему пять-шесть меджидие [8] Меджидие — старая серебряная монета достоинством в двадцать курушей. .

Глаза у подпаска заблестели, щеки зарумянились.

— Пусть погибнут все твои враги, мой эфе! — вскричал он. — Да помогает тебе Хызыр! Сам Хызыр на своем коне!

— Доноси мне обо всем, что делает Хасан-чавуш, — велел ему Чакырджалы. — Не спускай с него глаз. И Хаджи-эшкийа предупреди: пусть будет начеку.

После того как подпасок ушел, Чакырджалы обратился к Хаджи Мустафе:

— Надо перейти на ту сторону горы. Пусть Чобан купит провизию в юрюкских шатрах.

«Ну и ну! — подумал Хаджи. — Разбойник, а ведет себя как торгаш. Провизию покупает. Нищему подпаску пять меджидие отвалил!»

Нехотя протянул он руку к кушаку, достал деньги. Чакырджалы сразу смекнул, в чем дело.

— Ты что это, Хаджи, насупился? Мы пока еще не разбойники. Вот когда станем разбойниками, тогда и хлеб не надо покупать будет — люди сами принесут. От доброго сердца. Я не хочу, чтобы о нас сразу же пошла дурная слава, будто мы стервятники какие… А ты, Чобан, — обернулся Чакырджалы к другому своему нукеру, — запомни: если не будут брать деньги, всучи их силой. Скажи, что Чакырджалы поднялся в горы не для того, чтобы обирать бедняков. — Он положил руку на плечо Хаджи. — Дела наши идут неплохо. Мы могли бы свести счеты с Хасаном-чавушем прямо сейчас. Но, по-моему, лучше немного обождать. Народ недоволен им все больше и больше, а это нам на руку…

— Ты прав, эфе. Это нам на руку.

— Вот чем бы только нам заняться? Нет ли в этих краях какого-нибудь ага, притесняющего бедняков? Которого все ненавидят?

— Есть такой. Мустафа-ага, покровитель Верзилы Джерида. Он, кстати, и с твоим отцом враждовал. Но справиться с ним нелегко. Его дом охраняют сторожа и нукеры. Он подкармливает многих разбойников. Среди них и сам Чамлыджалы. Все бедняки — отсюда до Одемиша, от Одемиша до Айдына — ненавидят его лютой ненавистью. Но справиться с ним, повторяю, дело нелегкое. К тому же поместье его — на равнине.

Чакырджалы пробуравил нукера острым взглядом:

— Ну что ж, случай подходящий. Этого Мустафу мы слопаем прямо с потрохами. Нападем на дом. Если денег не окажется, уведем хозяина в горы. А не захочет дать — тут же на месте и прикончим. Попроси-ка Вели-ага разведать, дома ли сейчас Мустафа.

— Пусть Чобан сходит, а потом и мы…

— Нет уж, сходи лучше ты сам. А я подожду тебя у Кровавой могилы, возле Бешик Джевиза.

Хаджи не стал тянуть с этим делом, сразу же отправился в путь. Лицо у него было озабоченное, суровое.