Лоранс Коссе: 31 августа

Хуже всего, говорила себе Лу, хуже всего, что я не остановилась. Могла остановиться и не остановилась. Она выключила зажигание. Откинулась на спинку с подголовником и наконец-то закрыла глаза. Позади с ровным металлическим гудением задвинулась дверь гаража. Наступила тишина. Бешено стучало сердце, сердце и кровь — в висках, в шее, в груди, — толчками, все сильнее и сильнее.

Не может быть, чтобы это началось в тоннеле. И в таком состоянии я вела машину, проехала всю дорогу от Парижа? Да еще на такой сумасшедшей скорости?

Она открыла глаза. Фары не выключены. Она посмотрела направо, налево, настороженно вслушалась — не раздастся ли шорох, шум, какие-нибудь звуки. Полная тишина, дверь гаража плотно закрыта. Никого. Никто не гнался за ней. Может быть, никто даже не записал номер ее машины.

Мотоцикл стоял на своем обычном месте — справа, у блочной стены гаража. Ивон, наверно, спит. Лу посмотрела на часы. Без десяти час. А может быть, ждет ее, с головой погрузившись в журналы о яхтах, в чертежи и технические описания, — он мог изучать их до бесконечности.

Сегодня я не хочу, чтобы он был здесь. Ни видеть его, ни говорить с ним. Спит он или нет, лучше б его не было.

Вернуться бы, как прежде, в пустую квартиру — эта мысль не впервые приходила ей в голову. Но сегодня она просто не вынесет ничьего присутствия. Добраться бы до кровати и лечь, никого не видя и не слыша. Придется выждать немного, чтобы сердце утихло, а Ивон наверняка бы заснул.

Внезапно она почувствовала, что у нее болит левый локоть. Меня, наверно, тоже ударило. Встряхнуло не слишком сильно, но что значит сильно? Машины притерлись друг к другу, раздался чудовищный скрежет, меня отбросило — кажется, вправо. Странно, почему не болит правый локоть.

Тогда же или чуть раньше, да, перед самым ударом, Лу повернула руль — она не помнила, в какую сторону. Возможно, в ту, куда нельзя было поворачивать, — влево. Раздался скрежет — конец, пронеслось у нее в голове, черная громадина прижалась к ней сбоку и вдруг отлетела, когда Лу уже думала, что все кончено. Думала… Когда я сказала себе "конец" — в ту же секунду или после? Вот уже полчаса она безостановочно прокручивала в голове всю сцену. Все произошло так быстро: машина, летевшая на всех парах, настигла ее у въезда в тоннель, скрежеща, притерлась к ней, тут же оторвалась, метнулась вправо, влево и с жутким грохотом врезалась в один из опорных столбов.

И я нажала на газ. Шли ли рядом другие машины, Лу не смогла бы сказать. Наверняка да, ведь было всего чуть за полночь, и Лу, неторопливо возвращаясь домой, видела немало машин в городе, пока не нырнула в тоннель.

С той минуты она не помнила ничего, кроме этого чудовища, — откуда ни возьмись, оно налетело сзади, заставило ее подскочить, чиркнуло по кузову, рванулось вправо, попетляло и на глазах у нее разбилось в лепешку; она помнила только это; ужасный визг тормозов, скрежет железа, запах гари и каменный столб, в который оно въехало по самое ветровое стекло.

Кто сидел в той машине, Лу не видела: прибавила скорости и унеслась. Пулей вылетела из тоннеля, думая только об одном — бежать. В голове, точнее, в судорожно сведенных мышцах, в ступне, до отказа надавившей на газ, жило одно-единственное желание — бежать.

Лампы в гараже разгорались все ярче, пока не установился ровный свет. Так и сдвинуться можно, ей необходимо доползти до кровати, и поскорее. Она глубоко вдохнула и открыла дверцу машины. Ей казалось, что ноги не удержат ее, однако она встала безо всякого труда. Отступила на шаг и замерла. Вдоль всего кузова тянулась царапина — блестящая и почти прямая полоса в палец шириной. Лу протянула руку к царапине, не решаясь дотронуться до нее, прошла вдоль всей полосы, от передней двери до заднего крыла. И там остановилась во второй раз. От красного заднего фонаря не осталось ничего, ни коробки, ни лампы, только несколько осколков плексигласа еще торчали в пазах. Мигалка уцелела. Бампер не пострадал.

Как, ну как я могла подумать, что выпутаюсь из этой истории? Задний фонарь разбит, значит, там, в тоннеле, остались осколки. Весь левый бок ободран, и такая же царапина осталась на правом крыле машины, врезавшейся в столб в пятидесяти метрах передо мной.