Лоранс Коссе - 31 августа

В поезде она проглотила несколько очень тонких и очень сладких ломтиков пирога — все, что осталось из еды в баре. Она не могла заставить себя сесть где-нибудь и пообедать и сомневалась, будет ли это еще когда-нибудь в ее жизни. А в тюрьме едят за столом? Лу, конечно, знала, как и все, что заключенным приносят поднос с едой. И как они едят? Держат поднос на коленях, присев на койку? Или в углу стоит стол?

В 15.12 поезд остановился в Коммерси. Около 16.00 Лу воспользовалась тем, что никто на нее не смотрит, и выбросила отвратительный кожаный ремень, плотно свернув его, в маленькую съемную урну под окном, возле сиденья. В 17.59 она была в Париже.

Шесть часов вечера, а светло, как днем. Не выходя на улицу, Лу нырнула в метро. На станции "Восточный вокзал" выбор не так уж и велик: всего три линии. Она не поедет в сторону Иври или Вильжюифа, не сядет на разветвляющуюся линию, по которой ехала вчера и выскочила на "Восточном вокзале". Слишком похоже на возвращение в прошлое. Порой мечтаешь об этом, но сейчас ни за что на свете Лу не согласилась бы вернуться во вчерашний вечер. Она выбрала "четверку" — линию в сторону "Орлеанских ворот", — подальше, подальше от "Обервилье-Пантена".

Она вышла из метро на конечной, радуясь, что так быстро выбралась из Парижа. Ей нужно срочно избавиться от сломанного фена: во-первых, это серьезная улика, а во-вторых, из него продолжала сочиться вода — на дорожной сумке расплывалось влажное пятно, зловещее и предательское, как те нестираемые пятна, о которых говорится в сказках. Как поступить с феном? Напрашивалось единственное решение: просто-напросто вышвырнуть на помойку. И желательно, чтобы эта помойка была не в Париже.

Логики тут не было, она и сама это понимала. Вряд ли они уже установили орудие преступления, еще менее вероятно, чтобы подмоченный фен искали по всему городу. Впрочем, Лу даже не знала, где это случилось, где фен нахлебался воды, — в Париже или нет. И все-таки лучше выбросить его где-нибудь в пригороде. Ей это придаст уверенности. Может быть, оттого, что у Парижа есть четкие границы, тогда как пригород — понятие растяжимое.

Она перешла через мост над кольцевой дорогой и оказалась в неизвестном месте. Но хоть не в Орлеане, уже хорошо. Потом, миновав указатель на Монруж, поняла, что идет прямо к "Ботику", пристанищу тех, кто помешан на парусах и мачтах, — магазинчику, где работал Ивон.

Она повернула на девяносто градусов и двинулась на восток по внешней стороне кольцевой дороги. По улице Барбеса, потом по длинному шоссе Вайан-Кутюрье, вверх, вниз. Архитектура этого местечка наглядно демонстрировала заранее проигранное сражение между цепью маленьких предместий, с налетом беспорядочного и добродушного урбанизма, и мегаполисом, которому настолько тесно в его границах, что он выступает за них и заглатывает соседние территории. Со стороны Парижа здесь были только новехонькие отели и офисы разных компаний, чьи аббревиатуры все до единой начинались на букву "S". Пригород сопротивлялся, защищая свою честь. Особняки 1900-х годов держались по-стариковски стойко, выделяясь на общем фоне своим тускло-красным или палевым цветом. Через каждые тридцать метров располагались допотопные забегаловки, сообщавшие не в меру большими буквами свое название и гастрономическую специализацию: "Ретро", "Гасконец".

Народу по пути встречалось немного: мусульманские женщины в белых платках, в черных платках, негритянки в тюрбанах, окруженные детьми. Она шла дальше и по табличкам с названиями улиц, на которых теперь значилось название городка Жантийи, поняла, что попала в другой пригород. Жантийи был весь на холмах. Улица Жана Жореса круто шла вверх; на середине подъема Лу заметила зеленый контейнер с надписью: "Упаковки и небольшие электробытовые приборы". Лучше не придумаешь. Она поспешно отделалась от своего фена — мог же он просто перегореть и окончить свой век на здешней специализированной свалке, — и решила провести ночь в городке Жантийи, который как будто отнесся к ней вполне доброжелательно. Затем сказала себе, что именно так поступают пироманы: бросив зажженную спичку, остаются поблизости, чтобы наблюдать за тем, что будет дальше. И пошла вперед — на восток, по-прежнему на восток — до соседнего пригорода, который, как она узнала, прочитав надпись в алюминиевой раме, назывался Кремлен-Бисетр.

Она добралась туда в половине восьмого. Дневной свет сменялся зеленоватыми сумерками. Лу не помнила, чтобы она когда-нибудь видела такой закат, золотисто-зеленый. Она походила, осматриваясь, какое-то время, обошла сквер Жюля Геда, площадь Воина, улицу Дантона в поисках ночлега. В конце концов зашла в кафе на улице 14 Июля и спросила, действительно ли в Кремлен-Бисетре нет гостиниц.