— Получай, гад, — выкрикнул Степан, опуская тяжелый булыжник на капот.
— Вот тебе, сволочь, — произнес Дмитрий, орудуя толстой палкой.
— И от меня получай, — добавил Андрей, кромсая осколком стекла автомобильные шины.
Работа была сделана за несколько минут, и даже отчаянный рев сигнализации не мог остановить стариков или поколебать их решимость. Ненависть, колыхавшаяся в их душах, была настолько сильна, что все вокруг потеряло на время всякое значение. Перед глазами был только злосчастный автомобиль, олицетворявший собой образ Алексея Филипповича, сумевшего разрушить все, что было для них свято.
— Уходим, — крикнул Андрей, увидев приближающихся людей.
— За мной, — сказал Дмитрий Петрович. — Сейчас скроемся дворами и ко мне в квартиру заскочим. Всех приглашаю!
— Вот уж спасибо, Димочка, — ответила Софья, — давно мечтала у тебя в гостях побывать.
Легко ушли старики — никто их не увидел, никто не остановил.
— Мужики, я аж себя молодым почувствовал, — произнес Андрей, когда они скрылись из виду.
— Представляю, как удивится эта скотина, когда увидит, что стало с его машиной, — сказал Дмитрий Петрович.
— Так ему и надо, — воскликнула Софья. — Мы ему еще и не такое устроим!
Уединившись в квартире Дмитрия Петровича, старики решили договориться о том, что делать дальше.
— Ну, кто текст нашей жалобы будет составлять? — поинтересовался Андрей.
— Да все вместе, — ответил Дмитрий Петрович. — Ты, Софьюшка, записывай, а мы будем излагать основные тезисы.
— А чего это я записывать буду? Может, и у меня тезисы имеются.
— Да мы не сомневаемся. Просто у тебя почерк самый хороший. А наши каля-маля мы потом и сами не поймем.
Спустя несколько часов после продолжительных споров и смены одних формулировок на другие, Софья набросала жалобу, в которой обвиняла главного врача в халатном и равнодушном отношении к пациентам, издевательстве над пожилыми людьми и унижении их человеческого достоинства.
Усталые, но довольные, старики покидали квартиру Дмитрия Петровича, чтобы на следующий день встретиться в поликлинике и, заручившись поддержкой других пожилых людей, разослать свои заявления по разным инстанциям. Они справедливо рассуждали, что чем больше подписей сумеют собрать, тем более эффективным получится их обращение. Возвращаться в поликлинику было страшновато — мало ли, вдруг кто-нибудь видел, что они сотворили с машиной на стоянке? В этом случае неприятности не заставили бы себя долго ждать. Но Бог миловал. Разгромленного автомобиля на месте не оказалось, как впрочем, и Алексея Филипповича. Из обрывков разговоров врачей можно было сделать вывод, что он пришел в настоящую ярость, когда увидел, что произошло с его любимой волжанкой. Он орал, как ненормальный, и брызгал слюной, обещая непременно найти и покарать виновных, а заодно устроил выволочку охраннику, который куда-то отлучился и ничего не заметил.
Как бы там ни было, сегодня Алексей Филиппович занимался ремонтом своей машины и в поликлинике отсутствовал. Стариков эта новость очень обрадовала. Во-первых, им было приятно, что их первый удар оказался таким эффективным, а во-вторых, сегодня они могли без всяких помех собирать подписи, не опасаясь интриг со стороны главного врача. Правда вот, раздобыть их все равно оказалось делом весьма непростым. Многие пожилые люди боялись ставить свои инициалы под петицией, справедливо опасаясь возможных санкций. Врачи шарахались от Андрея, как от прокаженного, и надеяться на сотрудничество с ними не приходилось в принципе.
— Смелее, смелее, — агитировал всех Андрей. — Вам нечего бояться. Мы скинем эту выскочку с насиженного места!
— Да брось ты дурака валять, Андрюша, — обратился к нему какой-то старик. — Никто твои жалобы рассматривать не будет.
— Ну откуда ты знаешь! А вдруг будут! Надо же что-то делать!
— Да что уж тут сделаешь?
— Ну вот ты ведь пришел сюда. Не смирился, не остался дома, как остальные! Вот и мы не собираемся отступать!
— Андрюша, я пришел только потому, что больше некуда. Невыносимо мне дома, а здесь хоть что-то иногда происходит.
— Ну вот, видишь! А этот червь нас выжить отсюда хочет. Подписывайся, вместе мы не пропадем, поборемся.
— Ой, Андрюша, он ведь еще больше осерчает. Вообще запретит сюда приходить, не то что в очередях стоять.
— Не сможет он этого запретить, не в его это власти.
— Ты про библиотеку то же самое говорил. И про терапевта. Однако нет больше ни библиотеки, ни очередей. Так что не зарекайся, он все может. За ним власть…
Читать дальше