Александр Андрианов: Жизнь на Мурмане

В печати, в обществе и среди путешественников, лично посетивших Мурман, особенно в неблагоприятную погоду, — все чаще и чаще встречаются сетования на мурманские рыбные и звериные промыслы. С одной стороны — трактуют о неисчислимых богатствах моря–океана, с другой — называют Мурман мертвечиной и не находят, например, той самой трески, про которую говорят, что она сама выскакивает на берег…

На моих глазах, за 13 лет пребывания на Мурмане, многие предприимчивые и с большою энергией люди с жадностью набрасывались на край; раскидываясь, тратили кучи денег и — в конце концов разорялись; с другой стороны — немало лиц, здравствующих и поныне, которые, придя сюда бедняками, сумели в короткое время зашибить крупную деньгу. Следовательно, только обладателю золотой средины удач и неудач на Мурмане возможно выйти победителем, а золотая средина, как известно, дается или личным опытом, или же высоким умом, сумевшим быстро и верно схватить все то, что необходимо в полярном неизученном крае. Чрез это Мурман представляется пугалом в буквальном смысле слова; почему осмелившийся заглянуть сюда, заботится запастись пулей для белого медведя, шубой от полярных льдов (в июле–то и т. п. несообразностями).

Мы хотим говорить о прошлом Мурмана, но защищать качества Мурмана со стороны техники промыслов — это цель науки, — но мы всем обязаны подтвердить: да, мы видели действительно на морских отливах и селедку, и китов, и тюленей, а с берега не раз любовались, насколько охватывал глаз, кипеньем сайды и селедки и плавными движениями, белыми, как сливки, юрами белухи тысячами черных головок тюленя; не раз находили на берегу выброшенную в порядочном количестве песчанку, мойву.

Однако такие случаи редки и потому не составят промысла, — следовательно, и вывод отсюда может быть один, что рыбы бывает достаточно и у самого берега, но взять ее из моря голыми руками нельзя, а без опыта и изучения самых берегов, а главное — рельефа дна и браться почти бесполезно; опять — если не надеяться на случайные удачи.

Нам удалось лично изведать все виды местных промыслов, а более того и видеть самую промысловую жизнь и заключить, что труд промышленника, — во всяком случае, — не тяжелее труда землепашца, и что промысел, по результатам затраченных трудов, всегда богаче урожайности хлебов и что единственно непосильным бичом в море является только буря, все же остальное победимо и с наградою за труд.

Многие не поверят, что треску поддевают со дна моря и голым крючком, облитым свинцом в виде рыбки. Правда, крючок впивается в разные места трески, когда таковой масса; но все же треска клюет и на такой крючок, т. е. хватает искусственную рыбку; спрашивается, почему же не ловить и ярусами при отсутствии наживки на искусственные рыбки? Мы испробовали этот способ (конечно, в малых размерах) и находим его также окупающим труд.

Разумеется, яруса с искусственными рыбками — наживками должны быть установлены не как донные, а как плавные, т. е. крючки с рыбками не доходят 1–2 саж. до дна; стоянки с кубасами выводятся чаще, с расчетом — что чем больше волны, тем более искусственные рыбки будут колебаться, а раз они будут в движении, — то и треска на них набрасывается жаднее.

Стоимость такой наживки настолько безобидна, что и сравнить нельзя с песчанкою или мойвою; значение же этой чуть не вечной наживки — жестянки удваивается именно тем, что дается возможность по обилию кубасов и стоянок сохранять ярус и в штормы.

Заглядывая в становища, и колонии Мурмана с русским населением, путешественник не может позавидовать промышленнику. Бедные лачуги, неряшливые костюмы, широкие неуклюжие шняки — отдают чем–то грубым, допотопным, идя совершенно вразрез с теми богатствами океана, которые будто бы едва дают право на существование; только колонии выходцев из Норвегии и Финляндии, по своей опрятности на живописных лугах, говорят за край, наводя на мысль о нашей некультурности, о бесшабашной лени русских колонистов, промышляющих в году один месяц.

Да, как ни странно, но если подсчитать дни выезда колониста к морю, то действительно добрая часть времени у него пропадает, улавливая моменты возможного для него выезда, сумма одного месяца будет непреувеличенной.

Сначала — далекое от берега пребывание рыбы, затем, — отсутствие наживки, штормы и вообще неспокойная поверхность моря, к тому же сырость и холод при имеемых допотопных средствах колониста — с утлым беспалубным суденышком во главе, — прямо–таки обездоливают промышленника и, таким образом, в ожидании удачи приходится сидеть сложа руки,