Виктор Галданов - Банка для пауков

Проститутки ненавидели своих хозяев и их верную охрану. И не понимали, что по большому счету их следовало бы пожалеть, поскольку оба супруга уже давно были лишены той остроты восприятия друг друга, которая сводила с ума молодых девчонок. Они могли не разговаривать друг с другом целыми днями, могли обменяться вечером лишь двумя односложными словами, да им это и не требовалось. За годы, проведенные вместе они настолько свыклись с присутствием друг друга, что обращали друг на друга не больше внимания, чем человек обращает на собственную руку. Но иногда собственная рука становилась очень соблазнительной и превращалась в источник немыслимого наслаждения.

— Эти? — негромко спросил Рантик. Официант кивнул.

— Водилы-дальнобойщики из Сибири. Приехали сюда на какой-то завод на «Камазе»

Рантик окинул двух молодых мужчин, сидевших за дальним столиком, оценивающим взглядом. Да, крепкие бычки лет под тридцать…Когда-то и он был таким… Острое чувство сожаления о пролетевших годах лишь на секунду закралось в его сердце, но он тут же прогнал его. В конце концов, годы его прошли недаром. И ослабленный его организм теперь получил возможность распоряжаться жизнями других людей.

— Ребята, извините пожалуйста, — взмолился официант, — но вот этому мужчине был заказан ваш столик, он опоздал, и я посадил вас. А теперь в кабаке нет ни единого свободного места… Если я сейчас его не посажу, меня уволят.

Игорь и Володя переглянулись, потом искоса поглядели на пришибленного лысеватого мужичонку кавказского типа с грушевидным носом, одетого в вечерний костюм.

— Ладно, пусть садится? — сквозь зубы процедил Игорь. — Пить будешь, братан?

— Спасибо, ребята! — заулыбался Булгахтер, присаживаясь. — Вы меня извините, так извините! Мы с женой хотели пообедать, поздно уже сейчас в город ехать. С вечера позвонили, стол заказали, а они…

— Да ладно, не переживай, в лом не будешь! — успокоил его Володя. — Да и мы уже собираемся идти.

— Нет, нет, не надо, не торопитесь! — захлопотал Рантик, и замахал официанту. Тот мигом принес бутылку марочного коньяка и шампанского. — Это что вы кушаете? Гуляш-муляш? Эй, дарагой, неси шашлык.

В это время к столику подошла женщина с огненно-рыжими, почти красными волосами. Ее платье было сильно декольтировано, но тощие груди вряд ли могли вдохновить мужчину на любовные игры. Ее лицо было сильно набелено, искусственный румянец играл на щеках, как два чахоточных пятна. Веки были ярко синего цвета с золотистыми блестками. Она улыбнулась сидящим и сказала Рантику:

— Вай, матах, ты что не мог свободного столика найти?

— Ты представляешь, Эма, они наш столик отдали другим. И места нигде нет. Но вот двое ребят любезно согласились нас принять.

— Правда? — обрадовалась Эсмира. — А вы ребята сами здешние? Москвичи? Нет? А откуда? С Нижневартовска? Ой, и у меня подружка есть в Вартовске, зовут ее Женя. Мы ее звали Жекой. МЫ с ней начинали в одном детском садике: я была воспитательницей, а она играла на пианино. Но потом она однажды привела в садик мужчину… Представляете? День. Тихий час. Дети все спят. А кто-то не спит. А она с ним в музыкальной комнате. И вдруг я слышу скрип-скрип… скрип-скрип… Это ее крутящееся кресло скрипит…

Мужчины хохотали и слушали скабрезные истории с горящими глазами. Поистине, чего Эсмира не могла набрать красотой, то она набирала обаянием и компанейством. Соленых историй и анекдотов было в ее арсенале великое множество. Но вечер только начинался, потом она пошла танцевать с одним мужчиной, и так терлась об него, что его эрекцию можно было подглядеть даже со стороны. Потом она пошла с другим, и тот едва не утащил ее с собой из зала.

Затем, прихватив с собой еще бутылку коньяка и две бутылки шампанского, все вчетвером отправились в номер супругов. Шофера, делившие комнатушку с двумя койками и представить себе не могли, что в этом мотеле мог быть столь роскошный двух- а может и трехкомнатный номер с шикарной обстановкой. Усердно шатаясь, Рантик пересек комнату и, заявив, что больше не может, что он почти сутки просидел за рулем и должен поспать, отправился в спальню.

Эсмира осталась в своей стихии. Она сидела на диване, между двоих мужчин, разрез на платье высоко обнажал ее худую жилистую ногу.

— Он мой бедненький, — рассказывала она, отпивая из бокала шампанское, — Последние два-три года с ним что-то творится. Он, понимаете, со мной как мужчина… ну, не может, понимаете? И из-за этого очень страдает. Поэтому он так много пьет, и пытается забыться. Я его как человек, как жена, понимаю и не осуждаю. Но как женщина я, поймите меня правильно, тоже страдаю.