Виктор Галданов - Банка для пауков

Когда же буквально рядом с собой Люда увидела Примадонну Эстрады, которая расцеловалась с Мосей и царственно отправилась в игровой зал (она в последнее время баловалась рулеткой), когда мимо нее к Мосе подошла откланяться в полном составе рок-группа «ЗуЗу», когда сам Николай Юрьев, ведущий диск-канала «Клиппер-шоу», бросив все, подбежал к нему здороваться, она взглянула на Тенгиза полными слез глазами и спросила его жалобным голоском:

— А почему ты не сказал ему, что я пою?

— Ах ты, Боже мой, а я что, должен был ему сказать, что ты поешь? Может быть еще и размер твоего бюста сообщить?

— Размер моего бюста и так всем виден! — расстроенная, воскликнула Люда. — А о том, что я пою не знает никто. И никогда не узнает. И я по твоей милости останусь домохозяйкой. Или судомойкой. А кем я еще могу быть без прописки в вашей благословенной Москве? Еще проституткой, да? Это ты хочешь сказать?

— Послушай, хватит-да! Я тебе ничего не хотел сказать и хватит меня… нервничать.

— Это не я тебя нервирую. Это ты меня просто убиваешь. Да! И еще используешь. Ты пользуешься мной как вещью! Как надувной куклой для траханья!

С этими словами она, залившись слезами, убежала с вечера. Расстроенный Тенгиз поплелся было за ней, но какой-то элегантный педик в очках с оправой, искрящейся звездами, походя предложил ему:

— Не грусти — пососи!

— Чего? — угрожающе переспросил Тенгиз, схватив его за грудки и притягивая к себе. — Что ты сказал?

— Я говорю, пососи марочку, сразу легче станет на душе.

— Что у тебя за марки? — спросил Тенгиз, отпуская его, но придерживая рядом.

— «Лабиринт». Хай-квалити. Прямиком из Штатов.

На душе у Тенгиза было противно и пусто. Самое подходящее настроение для того, чтобы пососать марку, пропитаннную ЛСД-25.

Они проследовали в туалет, где в обмен на двадцатидолларовую бумажку Тенгиз получил другую бумажечку — квадратик в полсантиметра сечением с изображением лабиринта — и немедленно отправил ее под язык. Не успел он дойти до двери, как почувствовал «приход», выразившийся в покалывании бесчисленных иголочек в мозгу и невероятной легкости во всем теле, и поплыл… поплыл… поплыл… по зале среди гама и пестроты, танцевального безумия и мигающей игры разноцветных огней, провожаемый брезгливым взглядом Моси.

— Что ты ему дал? — спросил он у звездно-очкастого.

— Для затравки «лабиринт», — негромко сказал тот.

— Но я ведь сказал…

— Это для затравки, шеф. Он сразу же поймал «приход». А когда он прибежит завтра, я предложу что-нибудь посерьезнее. Чем основательнее в это дело входишь — тем туже слезаешь.

— Мне нужно, чтобы он вообще оттуда не слез, — буркнул Моисей Лазаревич и, разведя руки, с улыбкой счастья на лице направился на встречу руководителю ансамбля «Виртуозы столицы», который во главе своих титулованных скрипачей в эту минуту входил в залу, полную народа.

Тенгиз был бы готов провалиться сквозь землю от стыда, оказаться на Красной площади без штанов, в чистом небе без парашюта, лишь бы не оказаться сейчас на этом семейном судилище, где председательствовала его родная мать — Рена. Еще совсем молодая (ее выдали замуж в пятнадцать лет, а в шестнадцать она уже родила Тенгиза) она в своем черном платке и платье производила впечатление шестидесятилетней.

— Мы все жалеем нашего Вано, говорим, как ты рано ушел, зачем ты покинул нас… А я вам скажу, что он — счастливец! Он очень вовремя умер…

— Мама!

— … чтобы не видеть, как его сын позорит фамилию Марагулия

— Я тебе не мать! — взвизгнула Рена. — Я не хотела рожать идиота, потому что когда Вано-покойник делал тебя, он был пьян в стельку! Но он заставил меня родить, пому что хотел наследника. И вот теперь на, получи, Вано, — она возвысила голос, глядя в потолок, и по ее примеру все прочие родственники фамилии Марагулия, сидевшие в кружок вокруг стола, поздели взоры в натяжному беккерелевскому потолку, изображавшему синее облачное небо, по которому клинышком летели журавли. — Твой сын тебя опозорил! Мало того, что его приволокли домой, так что он лыка не вязал, а это уже само по себе позор для любого грузина, сколько бы он не выпил. Он же еще и разорил тебя, Вано! Он просрал в карты этому азику… мильярд!

— Мама!

— Что, мама? — выкрикнула Рена. — Какая я тебе мама? Да я завтра лягу в больницу и отрежу эти сиськи, которыми выкормила тебя!

Это был удар ниже пояса. У нее нашли опухоль груди и врачи предлагали операцию, которой все (и она в том числе) жутко боялись.