Илья Стогов: Мачо не плачут

Хотелось сесть, но это было непросто. После долгих месяцев зимы скамейки были грязные, серые. Возле каждой темнела лужа. Где почище, сидели торжественные бабушки. В платках и тесных пальтушках они напоминали снеговиков особой, жароустойчивой породы. Я уже сто лет никуда не ездил. Забыл, каково это: проходить таможенный контроль... в магазинах разговаривать по-английски.

— Если бы я там не был, я бы ничего тебе не обещал. Понимаешь? Но я там был! Я все это видел сам! Идешь по улице... просто по улице... как эта... а посреди дороги в позе лотоса сидит голый мужик. С бородой. Пишет чего-то. Experience, а? Я как-то шел по Мадрасу, а ко мне подходит парень и говорит: «Мистер, давай я тебе ботинки почищу». Какие, блин, ботинки?! Я в кедах шел! В тех, помнишь? А он говорит: «Вы, белые люди...»

— Ты рассказывал эту историю раз пятьсот.

— В Индии в магазинах говорят по-английски?

— Только по-английски!

Я допил бутылку и бросил ее под дерево. Взметнулся фонтанчик грязи.

— Should we stay, or should we go?

— Действительно. Чего мы здесь встали? Мне не нравится, что мы здесь встали.

От магазина с «Мартовским» отходить не хотелось. Я гадал: когда же Глебу надоест меня угощать? После очередного захода Оля начала озираться, потом отдала Глебу свое пиво и сказала, что сейчас придет. «Начина-а-ается», — сказал он. Я держался. Стоит начать — дальше будешь исчезать в подворотнях каждые двадцать минут.

На балконе дома напротив несколько мужчин что-то пили из белых стаканчиков. Когда Оля вышла из-под арки и забрала у Глеба бутылку, они переглянулись и громко заржали.

— Может, действительно куда-нибудь пойти?

— Например?

— Может, в «Fish Fabrique» пойдем?

— Посмотри на часы. В такую рань клубы еще закрыты.

— У тебя деньги есть?

— Нет. И не было.

— Ага. Что же делать?

— Придумай чего-нибудь.

— Я думаю. Мне ничего не придумывается.

— Пошли в сквот, к речникам?

— К речникам?

— Да хоть к горнякам! Только давайте уже пойдем!

— Оля, у речников собака.

— Я не боюсь собак.

— Я боюсь.

В подвале на Чайковского Глеб купил пива для нас и «Алазанской Долины» для речников. Не доходя до набережной Невы, мы свернули в выкрашенную зеленым арку. Проход изгибался томно, как женские ноги на старых порнооткрытках. На стене, рядом с парадной, черным фломастером было написано «Nirvana», ниже ручкой «Ельцин — шакал», а еще ниже нацарапано непременное «хуй».

По слухам, пару веков назад в доме речников жил кто-то из знаменитых жуликов. Казанова или Калиостро, а может, барон Мюнхгаузен. Лестницу перестали убирать сразу после того, как гость освободил помещение.

На третьем этаже Глеб долго звонил в неработающий звонок и стучал. Нам открыл парень в футболке с надписью «Hash is the Smash» и застиранном «Левайсе». За ним выскочил огромный оскаленный дог. Унюхав запах алкоголя, дог успокоился и исчез. Парень что-то буркнул, ушел в глубь квартиры, вернулся, пнул собаку, полез за сигаретами, попробовал закрыть перед нами дверь и спросил, какого хрена нам надо.

— Денис дома?

— Денис в Гамбурге.

— Давно?

— Уехал покупать пластинки и "Е".

— Когда вернется?

— Чего ты хотел?

— Мы посидим?

Парень чуть не заскрипел от досады. Мы все равно прошли. В прихожей паслось стадо велосипедов. Несколько модных «Scott», остальные древние и пыльные. В комнате стояли компьютеры. Они гудели и играючи создавали четырехмерные модели Вселенной. Чуть выше взгляд упирался в сгнившие доски, торчащие из-под отвалившейся штукатурки. По углам стояли плоды творчества аборигенов. Скульптуры напоминали останки очень вымерших животных. К размалеванной стене был гвоздем прибит человеческий череп.

«Клуб Речников» это второй по известности петербургский сквот. Пустующий дом, захваченный художниками, наркоманами и музыкантами. Место считалось модным. Понятия не имею, почему у него такое название. К флоту никто из аборигенов отношения не имеет, это точно. Целыми днями они варили скульптуры из металлического мусора и иногда давали концерты в кислотных клубах. Насколько я понимаю, гонораров хватало не только на алкоголь, но и на дорогостоящий кокаин.

Снаружи солнце стояло в просвете каждой улицы. Черные лужи на белом асфальте слепили глаза. Попадаешь в помещение и в глазах еще долго скачут огнедышащие солнечные кошки. Я выставил бутылки на стол. Упал в истрепанное кресло.

Пиво открывали долго. Потом взялись за вино. Штопора не было. Парень в «Левайсе» перерыл всю квартиру, а оказалось, что бутылки запечатаны пластиковыми пробками. Я кричал, что за секунду открою вино ножом. Глеб отпихнул меня и принялся поджигать пробку спичками. Запахло паленой химией. Вокруг стола, помимо хозяев, сидело несколько датчан и странная девушка в шапочке из кошачьей шкурки. Все в такт музыке качали ногами.