Залман Шнеур - Дядя Зяма

Так что обширных знаний Зяма из школы не вынес. От его великого усердия на ниве образования ему достался в наследство кошмарный почерок [4] Искаженное «почерк». — сплошные нечитаемые каракули — да ужасный русский язык, смешанный с идишем и крестьянским наречием. Говоря по-фоняцки, он заполнял пустоты, вставляя « значит », « так » и « вот » или просто взмахивая руками. Много-много позже, когда Зяма уже обзавелся собственным хозяйством и стал торговать, все равно, если ему приходилось иметь дело с покупателями-гоями в Нижнем или в Москве, язык и перо слушались его до безобразия плохо. Когда дело доходило до подписания векселя, дядя Зяма принимался озабоченно расхаживать по комнате, как курица, собирающаяся снести яйцо. Он злился и часто кричал на своего единственного сына, Ичейжеле [5] Разговорная форма имени Ицхок-Айзик. , и на дочерей, путавшихся под ногами:

— Пошли к черту! Чуть только дело доходит до настоящей работы, они тут как тут…

Ури вырос настоящим умником, знатоком Геморы, а Зяма так и остался простаком. И поэтому его отец, реб Хаим, не стал слишком заботиться о «второй льготе» [6] Старший сын по российским законам не подлежал призыву в армию. Старшие сыновья, освобожденные от службы, относились к лицам, получившим при призыве в армию «льготу второго разряда». Очевидно, отец, нарушив закон, отправил в армию старшего малообразованного сына, чтобы уберечь от службы младших «ученых» сыновей. , каковая по закону полагалась первенцу. А когда дело дошло до призыва, было уже поздно. Зяму забрали в солдаты.

Длинноногий, широкоплечий Зяма был будто создан для кавалерии. Из Литовской казармы [7] Имеются в виду казармы на Виленской улице в Могилеве. Шклов был местечком Могилевской губернии и уезда. Именно в уездных и губернских городах происходил призыв в армию. его отправили аж в Варшаву, служить в кавалерийском эскадроне. Сам Зяма рассказывал об этом так:

— А что я мог поделать?.. Фоня-квас решил, что любая лошадь поместится у меня между ног…

Однако от евреев, служивших с вместе с Зямой, до шкловцев доходили совсем другие истории. Тогдашние его сослуживцы, к примеру, рассказывали, что ни одна лошадь в варшавской крепости не годилась Зяме именно из-за его длинных ног.

Они рассказывали, что в начале службы Зяма как огня боялся задних ног лошади. Еще за версту он вечно принимался кричать своему коню: « Стой! », хотя тот и так стоял стреноженный, опустив голову. Подойдя ближе, Зяма вытягивал руку и дотрагивался до коня кончиками пальцев, как до горячих углей. Так продолжалось до тех пор, пока фельдфебель, учивший Зяму верховой езде, не прочитал ему, потеряв терпение, русский «мишебейрех» [8] Молитва во здравие. Здесь этим словом иронически названа матерная брань. , не щелкнул нагайкой и не скомандовал:

— Верхом, сукин сын!

Зяма стал бледнее мела. Он быстро вскочил на спину коню, но от спешки и страха немного не так, как другие солдаты… А именно лицом к хвосту и спиной к гриве.

Увидев перед собой, на том месте, где должна была быть гнедая лошадиная голова с ушами, болтающийся черный хвост, Зяма в растерянности принялся двумя руками ощупывать круп и забормотал, обращаясь не то к начальству, не то к самому себе:

— А… а… де голова?

То есть: «Где голова?» Ведь Зяма точно знал, что у всякой приличной лошади должна быть голова. Он мог бы поклясться, что без головы ни одному коню не обойтись… Так куда же она подевалась?

Нагайка фельдфебеля помогла ему понять расположение частей лошадиного тела. С Божьей помощью Зяма получил хороший урок. Но едкое прозвище Зяма-где-голова, прилипшее к нему с тех пор, сохранилось и по сей день…

Поначалу Зяме многое пришлось вытерпеть от кавалеристов, своих товарищей по казарме. Солдаты постоянно насмехались над ним, передразнивали, изображая, как он колодой подпрыгивает в седле, как неловко пришпоривает лошадь длинными ногами, как с ужасом, согнувшись, обеими руками цепляется за уздечку. Наконец Зяма вышел из себя и поспорил на пачку табака, что покажет, как ловко научился ездить верхом… Взяли с собой свидетелей и, не надев фуражек, отправились в стойло. И Зяма «показал»…

Уже при виде того, как Зяма седлает коня, солдатские пасти распахнулись и затянутые в мундиры животы сотряслись от громового хохота. Ведь Зяма от большого своего мастерства все перепутал. Он набросил тяжелое седло на спину лошади, развернув его задней лукой к голове, а кожаной подушечкой — к хвосту. Подтягивая ремни и застегивая пряжки, Зяма сердито спросил: что еще за «ха-ха-ха»? Над чем смеетесь? Погодите, сейчас он покажет…