Андрей Левкин - Вена, операционная система

Настоящая капча времени или места, она – как распространяющийся в сословии газ, внутри которого все двигаются схожим образом; это замкнутое пространство, а она всасывает тебя в то окружение, которое уже там сложилось. В одноклассников, если кому-то любезны одноклассники, в газету, которую читаешь, в сайты, которые постоянно смотришь (штук 10), в любой круг, окрестности с локальными нравами и гравитацией. В Вене наглядная капча – переход под Карслплац, там странная тухлая тусовка. Иногда с ней начинает бороться полиция, разгоняя этих наркоманов, пьяниц и фриков, но куда их разгонишь, когда в переходе как раз офис, предоставляющий поденную работу для социально неблагополучных. Для меня венской капчей оказались районы между Рингом и Гюртелем. Да, это внутренняя склонность, поскольку в Риге это будут (вполне соответствующие венским) районы от бульваров до железной дороги на Петербург. Они бы даже домами меняться могли, никто бы не заметил.

Капчей, например, будет мечта о том, чтобы оказаться в маленькой подсобке, тихо жить там: наконец-то я дома и сам по себе. Метафизические идеи и опции тоже капча – как всю жизнь думать на тему того же просветления. Или, как я теперь, рассуждать об этой линейке. Важно даже не то, что это всасывающая ловушка, а вот это «пча-пча – чпя». Хлюпанье с резиновой оттяжкой. Чуть только соотнес с собой нечто, выходящее за пределы средних ежедневных ощущений, вот она и капча, предлагающая тебе захотеть скрепиться с соотнесенным. Она хочет, чтобы ты думал только о ней и определял себя через нее.

Но их можно просто перебирать, входя в соотнесение с таким их количеством, что ни у одной не будет шанса на контрольный пакет тебя. Но тогда, безусловно, все время будешь находиться в одной из них. Также можно выбрать заведомо сомнительное соотнесение: декларируемая мною связь с неродной Веной здесь ничуть не хуже насильственного сопротивления любой капче. Но и такой вариант не решает проблему, потому что привязывание к этому городу абсолютизирует такую связь: ее ведь не пересмотришь, когда захочешь, – на трамвае не доехать. Значит, надо сделать из себя такую точку, которая может соваться куда угодно, но такую маленькую, что к ней сложно чему-либо прилипнуть. Вот такая штука и есть шанс не влипнуть ни во что.

Только лишь опциональные способности здесь не помогут, наоборот – они лишь усугубят влипание. Чем быстрее соображаешь, тем большая по охвату капча выстраивается: уже и не увидеть ее границ, так что будто ее и нет вовсе. Даже превращение себя в посредника здесь не поможет, потому что возникнет посредничество с фэйком. А выстраиваемые сценарии про то, как избежать капч, производят новую, повышенной мощности.

Другое дело, что жизнь в этой моей ловушке была приятной. Вернулся по той же Новой Карандашной в пансион, умылся, выпил очередной кофе. Насморк с простудой приутихли, и даже жаль, потому что простудная слабость приятно совпадала с тем, каким беззащитным себя ощущаешь, думая обо всех этих, давящих со всех сторон, обстоятельствах и правилах. Это же приятно – бормотать на любую тему, потому что как только подумал об этой несвободе, то она сразу же исключит все внешние разметки в пользу полной неопределенности, и ты снова совершенно свободен. Хотя, казалось бы, такая капча – главный агент окисления, который множеством давлелок приводит свободную личность к победе в нем его кнорика.

Что делать, пока пьешь кофе? На крышу Фолкстеатра смотреть уже скучно, в сторону Музейного квартала – неудобно, надо выходить на балкон, да и это скучно. Но можно выяснить, как, например, все-таки называется Нойштифтгассе, поскольку вряд ли она все-таки Новая Карандашная.

Искать, конечно, следовало по оригиналу и не по NeuStift, а Stift. А таких историй в Вене оказалось много. Например, в XVII веке возникли Stiftskaserne – Штифтказармы. Вообще теперь пойдет много немецкого текста без перевода. Во-первых, потому, что из него нужны только какие-то детали, а переводить все подряд лень; во-вторых – в Вене же все-таки, поэтому в тексте просто обязан быть немецкий кусок. А то выйдет не Wien, а уже сразу Вена, а это как-то вовсе некорректно. Итак, «Die Stiftskaserne geht auf eine Stiftung des vermögenden Hofkammerrats Johann Konrad Richthausen Freiherr von Chaos zugunsten von Waisenkindern zurück. In der Vorstadt Laimgrube wurde auf einem Acker ein Haus errichtet, welches als Sommerheim für die Kinder verwendet wurde».

Иными словами, сначала на месте будущих Штифтказарм была выкуплена некоторая площадка (в 1 акр) для домика, в котором в летнее время жили бы какие-то дети. Ну, в XVII веке это сельская местность. Штифт возникает отсюда – Stiftung, учреждение, фонд. Некто на свои деньги устроил благотворительность. Точнее, Johann Konrad Richthausen Freiherr von Chaos. Ничего себе, этого человека звали фон Хаос.