Андрей Левкин - Вена, операционная система

Первое венское просветление тогда и произошло, в апреле 2007-го. Политологические бормотания занимали время до вечера, а вечером я наконец отправился в центр. С тех пор я там редко бываю, за исключением упомянутой уже будки с вином на Грабене. Вообще возле нее обычно славная публика: средних лет, с хорошими лицами, аккуратно одетые – будто после оперы. Стояли тогда приятной группой сбоку, пили вино, разговаривали.

Допив свое, я пошел в сторону Карлсплац, на метро, но перед тем как спуститься в порочный переход, всегда полный наркоманов и негламурных фриков, решил покурить. Лавочек там нет, я сел на бордюр сбоку от Оперы, почти у спуска в переход, лицом к отелю «Бристоль». Темно, справа Ринг, ходят трамваи, сзади – опера, слева – Картнерштрассе и, далее, Штефандом; перед носом – сияющий всем подряд «Бристоль». И тут в голову пришла мысль: а ведь я же есть. В своем теле и возрасте, среди всей этой мировой истории, разнообразных стран, людей и даже солнечной системы, а также прочих уровней бытия, я – каким-то образом себя осознающая и ощущающая точка – существую. Ну, конкретно существую. Стало очень смешно, так что явно просветление.

В следующий раз просветление я получил на том же месте, в мае 2008-го. Разумеется, помня о предыдущем случае, я пришел туда уже специально, причем – догматично повторив маршрут через красное вино. Оно, между прочим, тут называется никак, Rot Weine, и все. Остальное там еще имело названия (колбаска такая-то), а вино – нет. Это правильно, так бы и остальное: пиво, водка, еда – что там в этих деталях? Тем более что все понимают, что означает здешнее вино.

Что пришло в меня в тот раз? Не слишком принципиально новое. Сижу я снова на бордюре среди космического и исторического изобилия, сбоку от оперы и напротив отеля «Бристоль». Причем, после прошлогоднего опыта, уже не вмещаясь в свои антропоморфные рамки. Я же, например, существовал даже относительно какого-нибудь хлористого натрия, а уж какой тут антропоморфизм. Так кто же я тут, раз уж я, как таковой, существую где-то и в полном вакууме?

Видимо, в данном случае я еще и некая субстанция. В самом деле, если уж я существую и в здешних обстоятельствах, но – одновременно – не прерывая связи со своим абстрактным бытием в вакууме, то я еще и какая-то субстанция. Точка из вакуума никак бы не сумела тут обустроиться, да еще и получать от этого удовольствие. Результат расплывчатый, но с ним можно что-то делать дальше. Представим себе, что вы медуза или нечто еще более разжиженное, и оно тут как-то перетекает и участвует, интересно же. Должен быть компромисс между чистым существованием и наличием здесь. Какая-то промежуточная субстанция, склеивающая эти части, быть должна? А как иначе обеспечить вменяемое присутствие? Вот и считаем носителя этого присутствия некой субстанцией, физический состав чьей материализации совершенно вторичен.

Дальше прогресс пошел быстрее. В сентябре того же 2008-го я не успевал выбраться в Вену из Швехата. По дороге из Москвы в Краков мысли о просветлении меня не волновали (надо было думать, как добраться до места, там не все было очевидно), а вот по дороге обратно я подумал: да какая разница, что я не возле оперы, зато я в Вене. Выпил кофе, вышел покурить на верхний ярус аэропорта, где и обрел следующее просветляющее уточнение в виде вопроса: а как тогда эта субстанция все же соотносится с моей тушкой? Как она технически овеществляется в виде меня? Тут, конечно, важен вопрос, главное – его задать, а уж способов объяснить полно. Хоть через мозг, а то и через какую-нибудь акупунктуру, не говоря уже о гипотетических каких-нибудь дырках или клеммах соответствующего назначения. Ну, как-то пристраивается. Есть какие-то в теле контакты. На просветление эта идея не очень-то тянула, напротив – могла повлечь за собой тупиковый ход мыслей на тему объяснить себе все на свете.

Но не повлекла, поскольку риск перехода в счетное – без оснований к тому – состояние был замечен. В общем, как-то прикрепляется, и ладно. Зато позже я понял, что со мной действительно происходили именно венские просветления. Согласно классическому Шорске (Karl E. Shorske, «Fin-de-Siècle Vienna: Politics and Culture», Knopf, 1980), венцы реально ощущали тему субстанции. Шорске писал на тему схожести Гофмансталя, Климта, Маха и Шёнберга, упирая именно на то, что им было свойственно «смутное ощущение проницаемости границы между эго и внешним миром, ощущение текучести всего и вся».

Далее, уже в этот раз, еще даже не долетев до Вены, а чуть ли не в Риге (я летел оттуда) или в самолете, я начал понимать, что все это сводится вполне прикладным образом. Главным оказывалась не субстанция, а некоторая линейка существований; как-то в целом. Логика простая: мое существование (из первого просветления) оказывается явным отсутствием в рамках любых человеческих обстоятельств. Не то чтобы их не догоняет, но – между такими крайними позициями есть промежуток неопределенностей, которые не позволяют напрямую соединить эти крайние точки.