Адам Джонсон - Сын повелителя сирот

А в моем, простите, в нашем отделе, где царит истинно командный дух, все обстоит иначе. Нам не нужны какие-то названия, поскольку мы при допросе используем только одно средство – острый ум. Молодость наших соперников из «Пуб Ёк» пришлась на войну или послевоенное время, поэтому их можно понять. Мы уважаем своих коллег, но в наше время допрос требует научного подхода, в котором главное – это получение долгосрочных и достоверных результатов. Конечно, иногда методы физического воздействия бывают нелишними, но они должны быть тактически оправданными и применяться в определенные моменты после установления с подозреваемым длительного контакта. А боль, этот взмывающий ввысь белый цветок, в нашем случае можно использовать лишь однажды. Истинную, продолжительную, ничем не прикрытую, изменяющую человека боль. И поскольку все в нашем отделе окончили Университет Ким Ир Сена, мы испытываем особые чувства к пожилым профессорам, даже если они преподавали в местном колледже города Кэсона.

В отсеке для допросов мы усадили нашего профессора в одно из удивительно удобных кресел, предназначенных для ответа на вопросы. Эти кресла для нас производит одна сирийская компания – они похожи на стоматологические, с подлокотниками и подголовниками, обтянутые светло-голубой кожей. Правда, рядом с креслом стоит установка, заставляющая людей нервничать, так называемый «автопилот». Полагаю, что на этом перечень используемых нами инструментов заканчивается.

– Я думал, вы узнали все, что хотели, – проговорил профессор. – Я ответил на вопросы.

– Вы чудесно отвечали, – подтвердили мы. – Просто замечательно.

Затем мы показали ему составленную нами его биографию на 212 страницах, основанную на информации, полученной в ходе многочасовых бесед с разными людьми. Там описывалась вся жизнь профессора, начиная с его самых ранних воспоминаний, – учеба, важные события в жизни, успехи и неудачи – полная документальная хроника его существования до момента водворения в Подразделение 42. Профессор с нескрываемым удивлением пролистал биографию. Мы переплели документ, как переплетают докторские диссертации, что придало биографии поистине профессиональный вид. Сотрудники отдела «Пуб Ёк» просто били бы подозреваемого до тех пор, пока он не признался бы в использовании радиоприемника, даже если это было и не так. В отличие от них, наша команда изучает всю жизнь подозреваемого, со всеми ее тонкостями и мотивациями, впоследствии описывая ее в одном-единственном томе, отражающем всю сущность человека. Если у вас есть биографии субъекта, то между государством и гражданином не остается преград. Это и есть гармония, та идея, которой служит наша нация. Безусловно, временами от некоторых историй из жизни наших субъектов буквально захватывает дух, и на сбор сведений о них иногда уходят целые месяцы, но вечность – это как раз тот ресурс, в котором Северная Корея не испытывает недостатка.

Мы подключили профессора к автопилоту, и он удивился тому, что начал испытывать боль. Его лицо выражало отчаянное желание понять, чего мы от него хотим и что он должен сделать, но его биография была завершена, и вопросов к нему больше не осталось. Профессор с ужасом наблюдал за тем, как я протягиваю руку к карману его рубашки и вытаскиваю оттуда золотую шариковую ручку – подобный объект способен пропускать электрический ток, от которого может загореться одежда. В глазах профессора промелькнула мысль – он больше не профессор, и ручка ему уже никогда не понадобится. Еще совсем недавно, во времена нашей молодости, случалось, что такого профессора вместе с его студентами могли расстрелять прямо на стадионе. Это могло произойти ранним утром в понедельник, еще до начала рабочего дня. А когда мы учились в колледже, заключенных, как правило, отправляли работать в шахты, где они могли просуществовать не более шести месяцев. Сегодня же многих наших субъектов умерщвляют для того, чтобы получить донорские органы.

Безусловно, когда шахтам требуются рабочие, мы без всяких возражений передаем туда своих подследственных, но считаем, что люди, подобные профессору, способны счастливо прожить остаток своей жизни, трудясь на благо нашей нации. Поэтому мы повышаем уровень боли до невообразимых пределов, мышечной боли, меняющей восприятие. Такая боль образует пропасть в личности человека – если профессору удастся перепрыгнуть ее, он станет совсем другим и через несколько недель превратится в старательного деревенского труженика. Возможно, мы даже подыщем ему какую-нибудь вдову, которая сможет его утешить. Другого пути нет: новую жизнь приходится получать в обмен на старую.