Адам Джонсон - Сын повелителя сирот

Старик сморщился от боли и остановился размять спину. Наклоняясь в разные стороны, он сказал:

– О войне многое говорят. Почти всех объявили героями. Даже деревья стали героями. Так оно и было. Каждый солдат в моей дивизии – герой войны, кроме новичков, конечно. Может, твой друг стал героем, и тебе это не понравилось. Может, тебе тоже захотелось стать им.

Чон До пытался удержаться на свету, но ему было тяжело сосредоточиться. Он старался угадать, куда придется следующий удар.

– Что до меня, – произнес старик, – так я считаю, что герои – это неуравновешенные и непредсказуемые люди. Они выполняют задание, но с ними чертовски тяжело работать. Поверь, я знаю, – сказал он и показал на длинный шрам на своей руке. – В моей дивизии все новички были такими.

Когда глаза старика снова блеснули, он схватил Чон До за затылок, чтобы приготовиться. Последовало несколько глухих ударов в живот.

– Кто бросил его в воду? – допрашивал он, нанося удар в грудь. – Что он сказал напоследок? – Один, второй, третий удар. – Почему ты не знаешь, что делал капитан? – Его кулаки выбили весь воздух из легких Чон До. – Почему ты не послал сигнал о помощи? А потом старик сам ответил на все свои вопросы: «Потому что никаких американцев не было. Потому что вы устали от этого свихнувшегося мерзавца, избили его и бросили за борт. Все вы отправитесь в лагерь, сами знаете, все уже решено. Так что можешь рассказать мне правду».

Старик внезапно умолк. С минуту он ходил взад-вперед, одна рука в другой, прикрыв глаза, словно отдыхая. Затем Чон До услышал голос Кимсана, будто совсем рядом, в комнате: «Ты – пламя, – говорил Кимсан. – Старик трогает твое раскаленное пламя – снова и снова – только руками . – Кимсан посоветовал бы ему бить локтями, руками, ногами и коленями, – но только его руки касаются твоего пламени, и смотри – как оно обжигает его» .

– Мне некогда было раздумывать, – произнес Чон До. – Но когда я прыгнул, соленая вода обожгла мою свежую татуировку, и я испугался. Акулы сначала обнюхивают тебя, пробуют на вкус, прежде чем доберутся до мяса, а американцы смеялись во все свои белые зубы, и все смешалось в моей голове.

Старик подошел к нему, досадуя.

– Нет, – сказал он. – Все это ложь.

И снова взялся за работу. Пока сыпались удары, он говорил Чон До все, что было неверно в его рассказе, говорил, что они завидовали геройскому званию второго помощника, что Чон До не помнил, во что они были одеты, что… « пламя крошечное . Понадобится целый день, чтобы оно обожгло все тело. Ты должен оставаться на свету. Никогда не проваливайся во тьму, там ты останешься один, оттуда люди не возвращаются» . Кимсан говорил, что это самый тяжелый урок для Чон До, потому что именно этим он занимался в детстве – прятался во тьму. Этот урок ему преподали родители, кем бы они ни были. Если укроешься во тьме, если отключишься от реальности, можно делать все, что хочешь, – можно чистить цистерны на лакокрасочной фабрике в Пангу, пока в голове не застучит и не начнешь харкать розовой пылью, а небо над головой не пожелтеет. Можно добродушно улыбаться, когда металлургические заводы и мясокомбинаты усыновляют других мальчишек, и, скрючившись в темноте, можно говорить: «Повезло тебе» и «До свиданья» – людям с китайским акцентом.

Сложно сказать, сколько старик возился с ним. Его слова слились в одну бессмыслицу. Чон До был там, в воде, он видел второго помощника.

– Я пытался схватить второго помощника, – твердил Чон До, – но его мотало из стороны в сторону, он то уходил под воду, то выныривал на поверхность, и я знал, что они с ним делают, я понимал, что происходит под водой. Он казался легким, как пушинка, будто я пытался спасти подушку, так мало от него осталось, но мне не удалось вытащить даже это.

Когда Чон До отгородился от ударов, сыплющихся на его глаза, и горячей крови, текущей из носа, когда он отстранился от рассеченных губ и жгучей боли в ушах, когда он отключил руки, торс и плечи от каких-либо чувств, когда он отключил все это, осталось только то, что таилось внутри, и там он обнаружил маленького мальчика с глупой улыбкой, который понятия не имел, что происходит с мужчиной снаружи. Вдруг вся эта выдуманная история стала правдой, ее вбили ему в голову, и он разрыдался, потому что второй помощник погиб, а он ничего не смог сделать. Внезапно он увидел себя в темных водах, всю эту сцену, освещенную красной сигнальной ракетой.

– Друг мой, – произнес Чон До, заливаясь слезами, – я не мог спасти его. Он был один, в темной воде. Я не сумел спасти даже кусочек его тела. Я смотрел ему в глаза, а он не понимал, где он. Он звал на помощь, говорил: «Кажется, мне нужна помощь» таким спокойным, жутким голосом, словно с того света, что я не выдержал и прыгнул за борт.