Аньес Мартен-Люган - Влюбленные в книги не спят в одиночестве

– Здесь я была на каникулах, а живу в Париже и работаю там. Я тебе говорила, помнишь?

– Да… Папа, а мы сможем когда-нибудь поехать к Диане в гости?

– Поглядим.

– Ну-у-у! На каникулы!

Лицо Эдварда замкнулось.

– Деклан, – сказала я. – У тебя вся жизнь впереди, ты еще успеешь приехать ко мне в Париж.

Он поворчал, доел йогурт и молча пошел выбрасывать баночку в мусорное ведро. Потом, надувшись, плюхнулся на диван. Эдвард следил за ним, напряженный, обеспокоенный. Он тоже вышел из-за стола и сел рядом с сыном. Погладил его по голове.

– Ты же помнишь, что Эбби болеет, мы должны заботиться о ней и помогать Джеку. Поэтому я не могу отвезти тебя в Париж к Диане.

– Но ты туда ездил…

– Это правда, вот только я не должен был…

Деклан опустил голову, Эдвард глубоко вздохнул:

– А теперь пора спать.

Сын резко поднял голову:

– Нет! Папа, я не хочу!

Страх охватил малыша, исказил его черты.

– Это не обсуждается. Завтра надо в школу.

– Ну пожалуйста, папа! Я хочу остаться с вами.

– Нет. Иди попрощайся с Дианой.

Он спрыгнул с дивана, бросился ко мне и с плачем обхватил меня за талию. Я часто задышала. Эдвард растерялся, схватился за голову.

– Диана, я не хочу уходить, не хочу, не хочу…

– Послушай, твой папа прав. Тебе действительно пора спать.

– Нет, – рыдал он.

Я покосилась на Эдварда: он не знал, что с этим делать, у него не было сил бороться. Они оба нуждались в помощи, и я решилась.

– Хочешь, я пойду с тобой, как в тот раз?

Он вцепился в меня еще сильнее, его ответ был понятен без слов.

– Пошли.

Он направился к лестнице, не удостоив отца взглядом.

– Ты кое о чем забыл! – призвала я его к порядку.

Он развернулся и бросился в объятия Эдварда. Я оставила их наедине и поднялась в его спальню. На лестнице раздался топот маленьких ножек, потом я услышала, что он чистит зубы. Я зажгла ночник, привела в порядок раскиданную постель и достала из-под матраса шарф.

Войдя в спальню, он сразу скользнул под одеяло, а я стала на колени возле кровати и погладила его лоб и щеки.

– Деклан, папа делает для тебя все, что может… Он знает, что тебе плохо… Ты должен ему помочь… Я знаю, то, о чем я попрошу, будет трудно, но позволь ему спать в своей постели. Ты же храбрый мальчик… И твой папа никогда тебя не оставит… Он всегда дома, когда ты спишь… Обещаешь попробовать?

Он кивнул.

– Хочешь, я спою колыбельную?

– А когда ты вернешься?

Я склонила голову к плечу и слабо улыбнулась:

– Не знаю… ничего не могу тебе обещать.

– Но мы еще увидимся?

– Да, однажды… А теперь спи.

Я несколько раз подряд спела колыбельную, гладя его по волосам. Его маленькие веки упорно боролись со сном, но потом все же захлопнулись. У него тоже не осталось сил. Когда я почувствовала, что дыхание Деклана стало ровным, я поцеловала его в лоб и встала. Перед тем как закрыть дверь, я постояла на пороге, глядя на него.

Из гостиной исчезли следы ужина, окно было приоткрыто, в камине пылал огонь, возле него стоял Эдвард. Он курил, его напряжение ощущалось почти физически.

– Он спит, – прошептала я. – Я постаралась объяснить ему, что ты тоже должен спать в своей постели.

Он прикрыл глаза:

– Не знаю, как тебя благодарить.

– Это не обязательно… Но если в твоем холодильнике найдется гиннесс, я бы не отказалась. С удовольствием выпью последнюю пинту перед возвращением в Париж.

– А во Франции его нет? – Он немного расслабился.

– Уверена, что там у него другой вкус.

Пару минут спустя он протянул мне кружку. Мы не чокались. Эдвард сел на диван. Я осталась у камина и закурила. Я старалась на него не глядеть, но все время чувствовала на себе его пристальный взгляд. Увидев на стеллаже каталог, я не смогла сдержать любопытство.

– Твой?

– Точно.

– Можно?

– Да пожалуйста.

Я швырнула окурок в огонь, поставила кружку на журнальный столик, схватила альбом, вцепилась в него и, сразу начав перелистывать, уселась в кресло напротив Эдварда. Первые снимки озадачили меня.

– Это Аранские острова?

– У тебя хорошая память.

Все внутри напряглось, когда на одном из фото я различила свой силуэт.

– Как я могу забыть? – тихо-тихо сказала я.

Я продолжила свое знакомство с альбомом. Эдвардово настроение читалось в каждом снимке. Мне показалось, что в этой подборке он рассказывает историю, нечто вроде фоторомана в буквальном смысле слова. Начало было пронизано светом и воздухом, в пейзажах, которые он открывал для зрителя, легко дышалось. Но постепенно атмосфера становилась более гнетущей: небо всюду мрачное, темное от черных туч, бушующее море, корабли, терзаемые штормом. А еще через несколько страниц кислорода опять прибавлялось, солнечный луч ударял в морскую гладь и подсвечивал небо. Последняя фотография – тень детской фигурки, бегущей по пляжу, волны лижут ступни ребенка, точнее, Деклана. Альбом Эдварда – это хроника его жизни, того, что он пережил за последний год. Как если бы он хотел изгнать таким способом свои страдания, заколдовать их, заточить в альбом и жить дальше. Я была целиком поглощена этим “чтением” и не заметила, что он вернулся к камину и теперь стоял, повернувшись ко мне спиной. Я поставила альбом на место, допила гиннесс, чтобы справиться с волнением, собралась с духом и подошла к нему: