Жан-Луи Кюртис - Парадный этаж

Первое, что поразило Бернара, когда он ступил на родную землю на аэродроме Орли, был вид полицейского, парня, одетого в туго обтягивающие бедра темно-синие брюки и небесно-голубую рубашку — стоял сентябрь и было еще тепло. Когда взгляд Бернара упал на полицейского, тот как раз открывал элегантную сумочку, которая свисала у него с плеча на длинном ремне (как женские сумки во время оккупации). Заинтригованный Бернар остановился, спрашивая себя, что же этот блюститель порядка намеревается вытащить из своего ридикюля. Полицейский извлек оттуда всего лишь носовой платок и вытер им лоб.

Для вернувшегося на родину изгнанника это было первым признаком перемен, какой-то возможной эволюции…

Поезд, в котором был парикмахерский салон, киоск с сувенирами и gadgets [14] Хозяйственная новинка, забавная игрушка (англ.). , а также snack-bar [15] Ресторан-закусочная (англ.). , за четыре часа домчал Бернара домой. Брат, единственный представитель семьи, ждал его на перроне. Он постарел, но не так уж сильно. Он пробегал взглядом окна, ища Бернара, и во взгляде этом было столько беспокойства, столько нескрываемой тревоги, что Бернар подумал: «Кто-то умер. Леон страшится сообщить мне эту весть». Быстро выйдя из вагона, он с чемоданом в руке направился к брату. Они обнялись.

— Я заказал себе номер в «Отель де Франс», — сказал Бернар.

И так как Леон вяло запротестовал, что его, мол, ждут «дома», безапелляционным тоном в нескольких словах пояснил: после столь долгого, а главное, столь радикального отсутствия (ни писем, ни вестей), — отсутствия, походившего скорее на окончательный разрыв, неизвестно, какой прием уготовили ему близкие, поэтому он решил, что разумнее первые дни, пока он не встретится со всеми членами своей семьи и не узнает, сможет ли он жить дома, побыть одному.

Леон пробормотал:

— Как тебе будет угодно.

Леон отметил про себя, что Бернар не изменился, что он так и остался обидчивым сумасбродом, поступки которого невозможно предугадать, таким они его знали и раньше, и нужно смириться с его причудами. В машине Бернар спросил, здоровы ли «все». Да, здоровы. Никакое несчастье не постигло клан. Впрочем, если бы кто-нибудь умер, само собой разумеется, Бернара известили бы. Несмотря ни на что!.. А как все они поживают? Ну что ж, Сесиль просто пышет здоровьем. Франсина тоже. Она вышла замуж за местного дворянчика. Гаэтан де… Возможно, Бернар знает?

— О, ей удалось-таки подцепить дворянчика?! — воскликнул Бернар. — Давно она за ним охотилась.

Да, удалось. Живут они в добром согласии, но почти раздельно: она в Париже, где проводит большую часть времени, он — здесь. Он работает на заводе. Ну, «работает» сказано, пожалуй, слишком громко… Детей у них нет. Зато у Арно уже двое. Впрочем, Леон не припомнит, чтобы он видел жену Арно не беременной, разве только в первые два месяца после свадьбы… Оба сына Леона продолжают учиться: старший готовится защитить диплом инженера, отличный парень, младший собирается поступить в школу поли… Прошло всего несколько минут, а они уже разговаривали так, словно расстались лишь накануне: к ним вернулся их привычный непринужденный тон. Налет горечи, который Бернар почувствовал в первые минуты встречи, увидев, что годы наложили на лицо брата свою печать, исчез, и он понял, что Леон остался прежним, таким, каким был десять, двадцать или тридцать лет назад; и он восхитился этой статичностью, этой незыблемостью, которую время постепенно разъедает, но — так море размывает скалу — не меняет ее субстанции. С обеих сторон по ходу машины тянулся город. Вот здесь перемены просто били в глаза. Огромные магазины («универсамы» — пояснил Леон) пришли на смену некогда располагавшимся здесь лавчонкам. Изменили свой облик кафе; они действительно стали неузнаваемы, но, если отбросить блеск новизны и обилие электрического света, можно было бы подумать, что их оформили так специально для того, чтобы воскресить в памяти двадцатые и тридцатые годы, а может, даже начало века. («Стиль „ретро“, — пояснил Леон. — Он теперь возрождается повсюду»). Что же касается одежды, то понять, что в моде, было просто немыслимо. Бернар увидел юбки длинные, до щиколотки, и короткие, выше колен, строгие английские костюмы, цветастые платья, несметное количество брюк. Джинсы, казалось, стали формой молодых, и юношей и девушек. Бернар отметил, что необычайно много красивых девушек. А юноши все походили на американцев… Спору нет, нация улучшается.