Жан-Луи Кюртис - Парадный этаж

— Бедняга! — сказал Перси. — Сколько же дней ему не выпадало такой удачи?.. И можешь не сомневаться, малышка отвалит ему в пять или шесть раз больше, чем причитается…

Он был заворожен картиной, которая открывалась перед ним в десяти метрах внизу, на набережной. Туман все наползал и сгущался с каждой минутой. Мягкое шлепанье весел оповестило о приближении гондолы. Она медленно пересекла желтый круг света и остановилась перед мисс Сарджент.

— Дорогая, — проговорил Перси, — посмотри: Гварди, подправленный кистью Магритта.

Он видел, как девушка пожала руку Нино. Подняла к нему свое улыбающееся и немного печальное личико. Потом с помощью молодого человека прыгнула в гондолу и прошла вперед, к носу, чтобы сесть там на подушку, положенную для нее гондольером…

«Какая странная девушка, — подумал Перси. — Такая странная! Почти непонятная. Больше мы ее, наверное, никогда не увидим. Значит, хотя бы временно, но надо оставить надежду высадиться на западном берегу. Бедный Нино. Сколько же времени еще продлится его безденежное и распутное холостяцкое житье? Бедная Лавиния. Неужели она и в самом деле вынуждена будет переселиться в скромные комнаты под крышей? И бедняга я сам, Перси, ведь мое положение год от года становится все тягостнее…» Он вздохнул. Гондола растаяла в тумане ночи вместе со своей пассажиркой, той, на которую возлагалось столько несбывшихся надежд. От канала тянуло сыростью, запахом тины и холодом. Они закрыли окно. Задернули занавеси.

— Ну что ж, хоть для одного человека визит Конни обернулся сказочной удачей: для старого Джузеппе!

Нино вошел в гостиную, которая теперь была погружена в полумрак.

— Если я правильно поняла твои слова, — сказала Лавиния, — тебе удача не улыбнулась?

Нино пожал плечами. Было непохоже, что он разочарован или хоть сколько-нибудь недоволен.

— О, знаешь, она очень славная девушка. Не в нашем духе, но все же очень славная.

— В каком смысле — не в нашем духе? — спросила Лавиния. — У нас что же, есть свой дух? Вот не подозревала!

Нино сел на кушетку рядом с Перси, непринужденно вытянул ноги.

— Она одержимая, — проговорил он без злобы и раздражения бесстрастным тоном, так обычно говорят, когда хотят дать оценку какому-нибудь факту, явлению, настолько очевидному, что и обсуждать тут нечего. — Я даже подумал, что она с приветом.

— С чем? — нетерпеливо переспросила Лавиния. — Я не владею, как ты, Нино, уличным жаргоном.

— Сумасшедшая, если тебе угодно. Мозги набекрень. Не в своем уме. Чокнутая. У меня мелькнула было мысль, что она находится под опекой. Теперь, правда, я так не думаю. Она одержимая, но не опасная.

— Одержимая? Чем же, великий боже? — воскликнул Перси.

— Ягнятки мои, пристегните ваши ремни, привяжитесь к креслам и наберите в легкие побольше воздуху… — Он сделал паузу и произнес предельно спокойным голосом: — Она хочет отдать все свое состояние бедным.

Наступило молчание. Нино поочередно оглядел мать и Перси, как бы оценивая произведенный эффект.

— Там, наверху, она сказала тебе, что хочет отдать свои деньги бедным? — переспросил Перси.

— Точно. Она выразила это другими словами, но желание ее именно таково.

— Но какого черта она выложила это тебе? Уж тебе-то она должна была рассказать такое в последнюю очередь! И что ей надобно от тебя?

— Ты не поверишь мне, — очень спокойно ответил Нино. — Она хотела, чтобы я ей помог.

— Чтобы ты ей помог? — вскричал Перси визгливым голосом и рывком вскочил. — Чтобы ты помог ей раздавать деньги бедным? Ты ?

— Просто нелепица какая-то, — проговорила Лавиния. — Послушай, Нино, ну что ты несешь! Надеюсь, это шутка?

— Вовсе нет, мать. Чистая правда, ошеломляющая истина. Мисс Сарджент окончательно и бесповоротно решила отказаться от своего состояния в пользу обездоленных всей земли, и тогда, в Риме, бог знает почему, она вбила себе в голову, что именно я тот субъект, который может помочь ей в этом богоугодном деле… Одержимая, я вам говорю. Но славная девчонка, несмотря ни на что. В общем, очень симпатичная… Кстати, Перси, она лестно отозвалась о тебе. И о тебе тоже, мать… Словом, вот так-то… Тут мы попали пальцем в небо. Но какое это имеет значение!

Перси молчал. У него вдруг появилось ощущение, будто он отыскал наконец в хитросплетении линий лицо на загадочной картинке. Весь вечер, глядя на мисс Сарджент, он догадывался, что оно где-то здесь, оно лишь пока еще спутано с другими лицами — дурочки, снобки, разнузданной интеллектуалки, борца, эстетки, — порожденными его воображением и предназначенными специально для того, чтобы запутать его, помешать ему сразу найти то, что нужно. Почти весь вечер он томился каким-то беспокойством, словно домашний пес, почуявший постороннего, пусть даже не врага, несущего дому страшную угрозу, но все же существо совсем чуждое, которому здесь просто не место, которому нечего делать в этих стенах, которое может только стеснять всех. Тогда встревоженный пес лает, кружит по комнате, и хозяин извиняющимся тоном говорит гостю: «Не знаю, что с ним такое сегодня, он так возбужден…» Вот и Перси в присутствии мисс Сарджент окончательно потерял почву под ногами, городил глупость за глупостью, залпом выпаливая напыщенные фразы. Теперь лицо видится ясно, оно просто бросается в глаза, его даже можно назвать своим именем, очень простым, очень нелепым, очевидным, оно и возмущает, и заставляет внутренне кричать: «Это немыслимо! В наши дни таких вещей не бывает! Возможно, такое случалось в прежние времена, в далекие средние века, но не теперь, не в наши дни, и в особенности — не в Америке!»