— Мне тоже надо идти с тобой на день рождения?
— Непременно. Ты даже не представляешь, как обрадуется дедушка, к тому же он ведь пригласил тебя по всей форме.
Марианна попыталась было высвободить свою голову, но Йозеф, смеясь, все так же крепко держал ее.
— Не надо, — сказал он, — так гораздо удобнее беседовать.
— И лгать.
— Умалчивать, — возразил он.
— Ты любишь своего отца?
— Да, особенно с тех пор, как узнал, что он еще такой, в сущности, молодой.
— Ты не знал, сколько ему лет?
— Нет. Мне всегда казалось, что ему лет пятьдесят — пятьдесят пять. Смешно, но я никогда не интересовался тем, сколько ему в действительности лет; только позавчера, получив свою метрику, я узнал, что отцу всего сорок три года, и прямо-таки испугался; не правда ли, он еще совсем молодой?
— Да, — сказала она, — тебе ведь уже двадцать два.
— Вот именно. До двух лет меня звали не Фемель, а Шрелла, странная фамилия, да?
— Ты на него сердишься за это?
— Я на него не сержусь.
— Что же он мог такого сделать, из-за чего ты вдруг потерял желание строить?
— Я тебя не понимаю.
— Хорошо… Почему в таком случае он ни разу не навестил тебя в аббатстве Святого Антония?
— Очевидно, стройки не представляют для него интереса, быть может также, он слишком часто ездил туда в детстве, понимаешь, во время воскресных прогулок с родителями… Взрослые люди отправляются в те места, где прошло их детство, только если им хочется погрустить.
— А ты тоже совершал когда-нибудь воскресные прогулки с родителями?
— Не так уж часто; обычно мы гуляли с мамой, бабушкой и дедушкой, но когда отец приезжал в отпуск, он тоже присоединялся к нам.
— Вы ездили в аббатство Святого Антония?
— Да, случалось.
— Все-таки я не понимаю, почему он ни разу не навестил тебя.
— Просто-напросто стройки ему не по душе; быть может, он немного чудаковат; в те дни, когда я неожиданно возвращаюсь домой, он сидит в гостиной за письменным столом и царапает что-то на светокопиях чертежей — у него их целая коллекция. Но я думаю, отец тебе все же понравится.
— Ты мне ни разу не показывал его карточку.
— У меня нет его последних фотографий; знаешь, в его облике чувствуется что-то трогательно-старомодное — в одежде и в манере держать себя; он очень корректный и любезный, но гораздо старомоднее дедушки.
— Я жду не дождусь увидеть его. А теперь мне можно обернуться?
— Да.
Йозеф отпустил ее голову и, когда Марианна быстро обернулась, попытался изобразить на своем лице улыбку, но под взглядом ее круглых светло-серых глаз эта вымученная улыбка скоро погасла.
— Почему ты не скажешь мне, в чем дело?
— Потому что я сам еще ничего не понимаю. Как только я пойму, я тебе скажу, но это будет, возможно, не скоро. Пошли?
— Да, — сказала она, — пора. Твой дедушка уже должен приехать, не заставляй его ждать; ему будет тяжело, если монахи расскажут ему о тебе до того, как вы встретитесь… и, пожалуйста, обещай мне, что ты не помчишься снова на этот ужасный щит! Нельзя тормозить в самую последнюю секунду.
— А я как раз подумал — налечу на щит, снесу с лица земли бараки строителей и прыгну в воду с пустой площадки, как с трамплина…
— Значит, ты меня не любишь…
— О боже, — сказал он, — но ведь это только шутка.
Он помог Марианне встать, и они начали спускаться по лестнице на берег реки.
— Мне в самом деле жаль, — сказал Йозеф, останавливаясь, — что дедушка узнает это как раз сегодня, в день своего восьмидесятилетия.
— И его нельзя от этого избавить?
— От самого факта — нельзя, а от сообщения — можно, если ему еще не успели ничего сказать.
Йозеф отпер машину, вошел и открыл изнутри дверцу, чтобы впустить Марианну; когда девушка села рядом с ним, он положил руку ей на плечо.
— Ну, а теперь послушай, — сказал он, — это совсем просто; вся дистанция равняется точно четырем с половиной километрам, мне нужен разгон в триста метров, чтобы развить скорость сто двадцать километров в час, и еще триста метров для того, чтобы затормозить; причем я считаю с большим запасом; значит, можно спокойно проехать почти четыре километра, на это уйдет ровно две минуты; от тебя требуется только одно — следить за часами и сказать мне, когда пройдут эти две минуты, тогда я тут же начну тормозить. Неужели ты не понимаешь? Мне хотелось бы наконец узнать, что можно выжать из нашего драндулета.
— Какая ужасная игра! — сказала Марианна.
— Если бы мне удалось разогнать машину до ста восьмидесяти километров, то на всю дистанцию понадобилось бы только двадцать секунд… правда, тогда придется затормозить раньше.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу