Отохико Кага - Приговор

Нихэй сделал ему знак глазами, похожими на два тонких лунных серпика:

— Ну же, давай быстрее.

— Слушаюсь.

И Такэо, собравшись с духом, сбросил с себя одежду. Впрочем, ему и раньше приходилось обнажаться перед конвойными. Взять хотя бы его первый день в тюрьме. Когда он проходил досмотр, его заставили раздеться донага, потом поставили на четвереньки и ввели в анальное отверстие стеклянную палочку. Ему сказали, что берут кал на анализ, но, скорее всего, они проверяли, не спрятал ли он в прямой кишке какое-нибудь оружие. А после того как его сосед совершил побег, его вывели из камеры, поставили перед большой группой надзирателей, сорвали с него одежду и придирчиво обследовали все имеющиеся на теле отверстия: заглядывали в уши, выворачивали веки, об анусе и говорить нечего — это уж прежде всего. Раздеваться приходилось не только во время купания, но и во время текущих личных обысков. Раздетый донага заключённый, стоящий перед облачёнными в мундиры надзирателями, — символ полной покорности власти. Но сегодня Такэо почему-то никак не удавалось принять эту позу покорности, хотя вроде бы эта процедура должна была быть доведена до автоматизма. Очевидно потому, что оказался один на один с конвойными. Эти конвойные — одним был надзиратель Нихэй, другим — полицейский из особой охраны — сопровождали его всюду, куда бы он ни шёл, с того самого момента, как его перевели со второго этажа на первый. Во время свидания и посещения парикмахерской он ещё мог терпеть их присутствие. Но принимать ванну… Неужели даже последнюю ванну в своей жизни ему не позволят принять в одиночестве, спокойно, никуда не торопясь?

Воздух ещё не нагрелся. Бетонный пол в помещении для мытья был сухой и холодный. Такэо подбежал к ванне. Опустил в воду руку — слишком горячо, надо добавить немного холодной. Пустил воду. И задрожал от холода.

— Что, слишком горячо? — спросил Нихэй, входя прямо в обуви. — А сейчас? — Он полностью открыл водопроводный кран и прикрутил кран подачи пара.

— Смотри не простудись. Может, накинешь куртку?

— Нет, ничего. — Такэо бодро вскочил и, даже не подумав прикрыться, стал разминаться. Он делал вращательные движения корпусом то вправо, то влево, и пенис с мошонкой раскачивались, повинуясь центробежной силе. А теперь прыжки на месте. Складки плоти внизу живота заплясали. Единственная нерациональная часть мужского тела подпрыгивала, делая вид, что вот-вот отвалится.

Нихэй принялся мешать воду в ванной деревянной крышкой. Такэо кинулся было помогать ему, но тот сказал: «Ничего, ты лучше ещё попрыгай». Но, услышав это «попрыгай», Такэо вдруг осознал, сколь комично он выглядит со стороны, и, взяв полотенце, прикрылся спереди. Нихэй действовал довольно неуклюже — под стать своему долговязому, нескладному телу, взбаламученная вода бессмысленно выплёскивалась на пол. В конце концов он снял свои ботинки и босиком прошёл в помещение для мытья.

— Хватит уже. Давай, залезай быстрее, — сказал он, и Такэо тут же запрыгнул в ванну.

Вода оказалась всё-таки слишком горячей, но терпеть было можно. Нихэй отошёл на настил раздевалки и вытер ноги.

— Ну как водичка?

— Прекрасно!

— Можешь не торопиться, — весело сказал Нихэй. — Сегодня вся баня в твоём распоряжении. Шик!

Поскольку Такэо был без очков, злобные глазки и кривые зубы Нихэя как-то смазывались и он виделся стройным юношей. Но может, Нихэй и в самом деле был добропорядочным и честным человеком? Просто он любил похвастаться своим университетским образованием и щегольнуть эрудицией, за что заключённые его ненавидели, тот же Коно, никогда не упускавший случая выступить от имени «малообразованных», считал его главным своим преследователем и постоянно на него набрасывался. Но в данный момент Такэо ощущал только исходящую от Нихэя доброжелательность, тёплую, как окружающая его вода, приятно пощипывавшая свежевыбритые щёки.

В прозрачной воде колыхались его белые ноги. Он попытался оторваться от дна и тут же вспомнил, как когда-то плавал. Волны, море, солнце, лето, Мино Мияваки. Когда Мино учила его плавать, у него обгорела на солнце спина и вся покрылась волдырями. Было очень больно. Собственно с плавания всё и началось. Весь их долгий роман с Мино. Это было двадцать лет назад. Тогда ему было всего двадцать, он обнимал Мино и не подозревал, какая судьба ждёт его впереди. Не обращая внимания на вонь от сточной канавы, на полчища комаров, на боль в обожжённой спине, он входил в её тело.