Отохико Кага - Приговор

Заключённые нулевой зоны в помещении воспитательной службы бывают довольно часто. Дважды в месяц здесь проводятся традиционные просмотры телевизионных передач, во время которых присутствующих обычно угощают лапшой, здесь же они встречаются со своими духовными наставниками, здесь же их собирают для нравоучительной беседы или для прослушивания пластинок, а кое-кто пользуется и расположенным здесь же небольшим читальным залом. Словом, это место — что-то вроде отдушины в однообразной жизни заключённых, и Такэо чувствовал себя здесь как дома.

Однако сегодня привычная обстановка воспринималась по-новому. Все окружающие предметы, начиная с религиозных книг на полках и кончая тушечницей и пресс-папье на столе, с необыкновенной яркостью отпечатывались на сетчатке — возможно, зрение обострилось от сознания, что он видит их в последний раз. Он жадно всматривался в каждую мелочь, вдруг исполнившуюся глубокого смысла — свет лампочки, отражающийся на стержне карандаша, засохшие чернила в щели стола… Так бывает с близорукими людьми, когда они надевают очки и мир внезапно обретает чёткие очертания. Он перевёл взгляд со стоявших у двери конвоиров на начальника надзирательской службы Вакабаяси, который рядом с ним попыхивал сигаретой. Этот человек всегда присутствовал при свиданиях заключённых нулевой зоны. Почувствовав устремлённый на него взгляд, надзиратель раздвинул губы и улыбнулся, выпустив изо рта струйку дыма. Улыбка получилась немного искусственной, Вакабаяси явно хотелось прервать воцарившееся в комнате неловкое молчание, но он не знал, как это сделать. Из соседней комнаты доносились приглушённые голоса, там начальник воспитательной службы разговаривал с матерью Такэо, но разобрать, о чём они говорят, было невозможно.

Вакабаяси неловко скрипнул спинкой стула и как-то растерянно спросил:

— У тебя с братом большая разница в возрасте?

— Он старше на девять лет.

— Да-а, довольно большая.

— Знаете, отец подолгу жил за границей…

— А кто он?

— Он был врачом. Учёный, бактериолог.

— Что же, он уже скончался?

— Он умер, когда я был совсем младенцем.

— А ты, значит, самый младший?

— Да.

— Небось, всегда был маменькиным сынком?

— Она даже теперь обращается со мной как с ребёнком. — И Такэо по-мальчишески почесал в затылке.

Надзиратель кивнул и невпопад рассмеялся. Будто вспомнил что-то своё.

— Да, так вот… — Он нацепил на нос очки и вытащил записную книжку. — Я звонил твоему брату Икуо, но он сказал, что у него сложности по работе и он не сможет прийти. Он ведь у вас самый старший, наверное, был тебе вместо отца?

— Да.

— Жаль. Небось, тебе хотелось бы с ним повидаться?

— Ничего. Брат архитектор, жизнь у него очень напряжённая, все дни расписаны буквально по минутам. К тому же ему было неприятно получить столь неожиданное известие.

— Что верно, то верно, слишком уж неожиданное. Ну да ладно, он тут просил передать тебе несколько слов.

Надзиратель Вакабаяси, прищурившись, прочитал сделанную на краешке листка запись:

— «Мне нечего тебе сказать. Надеюсь, ты будешь на высоте, выполняя свой последний долг. Прощай. Икуо». Вроде телеграммы. Так или иначе, это всё, что он просил тебе передать.

— Спасибо.

— Ну… — Не зная, о чём говорить дальше, надзиратель извлёк из кармана мятую пачку сигарет «Синсэй» и протянул Такэо. Обшлага его мундира обтрепались, из них торчали белые нитки, напоминавшие рыбьи зубы. — Возьми сигаретку.

— Нет, спасибо, — отрицательно помотал головой Такэо.

— Не хочешь? — Надзиратель выбросил свой окурок и сунул в рот кривоватую, похожую на гусеницу, сигарету.

— Ты не замёрз? Что-то опять похолодало.

— А мне показалось, что ветер стих.

— На самом деле странная какая-то погода. То жара, то холод. Так и простудиться недолго.

— Ничего, наверное, скоро прояснится. — И Такэо с воодушевлением вгляделся в небо. Оно казалось непривычно огромным, словно не имело никакого отношения к тому крошечному клочку, который открывался взгляду из окна его одиночки. Куда-то мчались облака, оставляя на бегу голубые просветы, — тщательно вымытое, вычищенное, новенькое, с иголочки небо. Хорошо бы совсем прояснилось, особенно к завтрашнему утру… Тут он услышал своё имя. Начальник воспитательной службы, приоткрыв дверь, махал ему рукой.

— Входи.

Резко встав, Такэо уронил на пол лежавший на коленях узелок и поспешно наклонился, чтобы его поднять. Надзиратель Вакабаяси подмигнул ему, подбадривая.