Винт на ручке расшатался, и окно открывалось с трудом. Дотянуться до винта невозможно: мешает металлическая сетка, он дважды уже просил, чтобы ручку починили, но безрезультатно. В конце концов окно удалось распахнуть и сквозь щель внизу стала видна часть внутреннего дворика. Небольшой газон с засохшей травой пересекала асфальтовая дорожка. Вместе с ветром в камеру влетели человеческие голоса. В соседней камере играли в шахматы: «пешка — С-8», «слон — D-З». В воздухе металась грубая брань надзирателей, где-то визгливо переругивались женщины, кто-то громко смеялся, кто-то жаловался на невкусный обед…
Слышно было, как переговариваются его товарищи по несчастью, заключённые с нулевыми номерами, собранные в этом отсеке второго этажа четвёртого корпуса. Заключённые, номера которых кончались на два нуля, принадлежат к особо опасным преступникам, требующим специального надзора. Около десятка человек, так же, как и Такэо, приговорённых к смертной казни, ещё несколько человек, приговорённых к пожизненному заключению и ожидающих перевода в другую тюрьму, около двадцати человек, приговорённых к смерти или пожизненному, но подавших апелляционную жалобу и теперь ожидающих решения апелляционного суда, и около десяти подсудимых, дела которых пока ещё рассматривались в первой инстанции. То есть все эти люди либо уже были, либо ещё будут приговорены к смертной казни или пожизненному заключению — это первое, что их объединяло. А второе — все они содержались в условиях самой строгой изоляции — за прочными стенами одиночных камер. И, естественно, переговариваться могли только через окна.
Такэо окликнул Коно, но ответа не получил. Похоже, у соседа закрыто окно. Стукнув в стенку четыре раза кулаком, он снова позвал. На этот раз Коно откликнулся, хоть и приглушённым, еле слышным голосом. Такэо сразу ощутил на себе острый взгляд его треугольных глаз. Этот человек всегда вёл себя так, будто чего-то опасался.
— Я просто так, захотелось поболтать. Ты чем занимаешься?
— Читаю.
— Ну раз ты занят, я могу и попозже.
— Да нет, ничего, — сказал Коно таким тоном, будто делал одолжение. — Можно и сейчас. Давай, говори.
Такэо растерялся. Не сразу и сообразишь, с чего начинать.
— Впрочем, у меня к тебе есть вопрос, — сказал Коно таким тоном, будто был следователем, допрашивающим обвиняемого. — Ты вроде бы недавно был на приёме у начальства?
Такэо невольно вздрогнул. Откуда Коно мог узнать, ведь он никому ещё не рассказывал об этом.
— Ну, не то чтобы на приёме… — осторожно ответил он. — Скорее меня просто вызвали. Причём совершенно неожиданно.
— Гм… И что ты ему наболтал?
Коно по-прежнему говорил прокурорским, не терпящим возражения тоном. Он даже не удосужился спросить, зачем начальник тюрьмы вызвал Такэо, его интересовало только одно — что тот сказал. Коно был уверен, что очерёдность приведения в исполнение смертных приговоров устанавливается начальником тюрьмы, и полагал, что стукачи из числа заключённых нулевой зоны подробно доносят начальству о поведении приговорённых.
— Получил выговор за то, что слишком откровенно пишу о здешних порядках в своих «Записках заключённого».
— Ну, это мог сделать и начальник зоны.
— Но, видишь ли, — запинаясь, начал Такэо.
Как только речь зашла о начальнике тюрьмы, голоса, звучавшие вокруг, стихли, было ясно, что все украдкой прислушиваются к их разговору. Так что надо быть поосторожнее.
— Наверное, начальник тюрьмы испугался, что у него возникнут неприятности. Ну знаешь, права человека, свобода слова, то да сё… Вот он и решил лично сделать мне внушение.
— Гм… А что ты там такое написал?
— Понятия не имею. Не могу себе представить, что именно им не понравилось.
— Но ведь тебе, наверное, сказали? Указали на какое-то конкретное место?
— Да нет, ничего не сказали. Ограничились чрезвычайно мягким и расплывчатым внушением.
— Странно! Стоило из-за этого тебя вызывать!
— Мне тоже показалось это странным. Во-первых, рукопись уже прошла через цензора. И кому, как не ему, отвечать? Логическая неувязка, правда ведь?
«Логическая неувязка» — любимое выражение Коно, Такэо употребил его нарочно. И тот действительно сразу же перестал к нему придираться.
— Ну и странные же они типы! Сами не понимают, что делают. И всё же будь осторожней. Ничего хорошего, когда начальник тюрьмы лично тебя вызывает.
— Это ещё почему? — бодро, пытаясь скрыть тревогу, спросил Такэо.
Читать дальше